О вхождении Башкирии в состав РоссииУказом Президента Российской Федерации Д.А.Медведева 2010 г. объявлен Годом Франции в России. В этой связи наш журнал, продолжая традицию публикаций зарубежных сочинений о Башкортостане, печатает работу известного французского географа по истории Южного Урала. П.Камена д’Альмейда родился 14 июня 1865 г. В 1886–1887 гг. он находился в Германии, где слушал лекции выдающихся немецких географов Ф.Ратцеля и Ф.Рихтгофена. В 1893 г. в Париже ему присваивают звание доктора филологических наук за диссертации «Пиренеи, географические знания о цепи» и «Каспийское море в представлении древних». С 1889 г. он преподавал в Каене, а с 1899 г. до ухода на пенсию в 1935 г. – в Бордо. Обладая острым умом, превосходной памятью, способностями к языкам (знал немецкий, английский, русский; в последние годы жизни начал изучать польский), П.Камена д’Альмейда много путешествовал (Германия, 1886–1887 гг.; Россия, 1894 г.; Азиатская Россия, 1910 г.). Его привлекало изучение влияния природных явлений на человека, а также проблемы истории, особенно военной, о чём свидетельствуют его исследования о русской (1896 г.) и немецкой (1919 г.) армиях. В монографии «Балтийские государства, Россия» (1932 г.) он рассмотрел взаимоотношения человека и пространства на примере походов новгородских купцов, московских князей, защитную роль леса и устройство засек в степи. П. Камена д’Альмейда был хорошо известен в России, у него было много друзей и корреспондентов в различных журналах на русском и польском языках. Скончался профессор П.Камена д’Альмейда в Фусере (Верхняя Гаронна) 25 сентября 1943 г. Статья «La colonisation russe dans les gouvernements d’Oufa et d’Orenbourg» публикуется по журналу «Annales de Geographie» (1899. Vol. 8, N. 38. P. 127–140) в переводе с французского кандидата филологических наук Л. Ф. Сахибгареевой.
I
Массовое заселение Поволжья в целом прошло сравнительно легко1 : мусульманские Казанское и Астраханское ханства пали под ударами русских войск и с конца XVI в. в стране воцарился мир, прерываемый лишь бунтами Стеньки Разина и Пугачёва. Волга прекрасно защищала Россию с востока, а ее высокий правый берег служил неплохим препятствием, позволив ограничить численность казаков на этих рубежах. Волга была также важным средством коммуникации; по ней с севера поступала древесина, необходимая для обогрева и строительства, а уходили зерновые и рыба, вскоре ставшие для прибрежных жителей источником прибыли. Поскольку в те времена из-за крепостного права фактически было невозможно свободное передвижение населения, колонизация этих территорий легла на плечи правительства, которое переселяло сюда русских, а также иностранцев – немцев, голландцев и швейцарцев – влияние которых было весьма благотворным, а вклад в экономику очень ценным. На Южном Урале, который сейчас является объектом нашего рассмотрения, процесс русской колонизации был совершенно иным. Башкиры, добровольно вставшие после падения Казани под защиту русских (1556 г.), не¬однократно поднимали восстания, подавлять которые было нелегко2 . Киргизы вблизи р. Урал тоже были неспокойными, и русские учреждения приходилось содержать внутри крепостных стен. Оренбургское казачье войско требовалось постоянно усиливать. Естественные коммуникации были здесь плохими: единственными судоходными реками являлись Белая и её приток Уфа, впрочем, имевшие достаточно скромное значение и примерно 158 дней в году покрытые льдом. Наряду с пересечённой местностью, сухопутному сообщению препятствовала заболоченность территории, сохраняющаяся до сих пор3 . Климат Южного Урала гораздо более суровый, чем в Среднем и Нижнем Поволжье4 : в Златоусте, расположенном, правда, на высоте 375 м над уровнем моря, среднегодовая температура едва превышает нулевую отметку, весна и осень ненамного теплее, так что холодную зиму и жаркое лето разделяют два холодных сезона. Самые суровые месяцы здесь – декабрь и январь, когда дуют ужасные бураны и возникают внезапные снежные бури, затмевающие небо5 . Этот суровый климат принес немало мучений первым поселенцам, не умевшим тогда еще правильно пользоваться здешним строительным материалом и часто обосновывавшихся в неблагоприятных для здоровья местах. Падежи скота, его угоны коренным населением не позволяли получать от животноводства необходимой отдачи. Несмотря на изобилие плодородных земель, они долгое время почти не обрабатывались; климат практически полностью исключил разведение здесь фруктовых деревьев6 и большинства видов овощей. Наконец, при заселении этой территории русским приходилось действовать в одиночку, без участия других европейцев7 , и это в то время, когда центральные губернии России сами ещё были малонаселенными и не могли обеспечить Южный Урал переселенцами, хотя, впрочем, крепостное право и так препятствовало свободному перемещению крестьян. Долгое время единственными русскими поселенцами были солдаты, казаки, заводские рабочие и каторжники. Лишь богатыми полезными ископаемыми и обширными лесами Южный Урал превосходил прибрежье Среднего и Нижнего Поволжья. Далее мы выясним, что русским удалось сделать в столь неблагоприятных условиях, проследим за их упорными усилиями и превратностями их здешней судьбы, а также рассмотрим их нынешнее состояние в Уфим¬ской и Оренбургской губерниях.
II
Если на Верхней Печоре и на Среднем Урале русские, встретив достаточно мирное и легко поддавшееся крещению местное население, смогли закрепиться без особых проблем, то в южном направлении все обстояло иначе. На юге русские создавали небольшие военные колонии в крепостях, служивших местами торговли и одновременно защитными сооружениями. Возникали эти поселения в основном на землях башкир, чье подданство после взятия Казани было больше формальным, чем фактическим. Таким образом, появление здесь первых русских населенных пунктов было вызвано военными нуждами, и поэтому колонизация востока и северо-востока шла вдоль линий крепостей. Для защиты Казани использовали, в первую очередь, долину Камы – прекрасный судоходный путь, который связывал между собой две крепости и позволял общаться с татарами, чувашами и башкирами, жившими на притоке Камы – Белой. Так на Каме возникли Лаишев, Чистополь, Елабуга, а недалеко от нее – Мензелинск, а затем, вдоль Белой, как бы продолжая эту первую линию, – Бирск и Уфа. Лаишев основали в 1557 г. на возвышенном правом берегу, примерно в версте от Камы, и первоначально его населяли стрельцы. Следуя фортификационным традициям, сохранявшимся в России вплоть до конца XVIII в. и которые еще до сих пор можно встретить в Сибири севернее основной культурной и миграционной зоны, Лаишев был окружен деревянными стенами с большими башнями, на которых стояли несколько пушек. О возникновении Чистополя и Елабуги известно меньше, но, несомненно, они были сооружены примерно в то же время и также на холмах Прикамья; Чистополь населяли беглые крепостные, Елабугу – государевы крестьяне. Что касается Мензелинска, основанного в 1584 г., то он, как и Лаишев, первоначально был военной крепостью. Построенный на башкирских землях, Мензелинск обладал гарнизоном из 100 конных стрельцов и был защищён земляными крепост¬ными валами; в 1655 г. в нем появились 124 семьи польской знати, прибывшие из Смоленской губернии и обязанные нести службу за предоставлен ные им земельные владения. Место для Мензелинска оказалось выбрано столь удачно, что его никто не мог захватить: ни ногаи и калмыки (1645 г.), ни башкиры и киргизы (1663 г.), ни башкиры (1676, 1708 и 1735 гг.), ни Пугачёв (1774 г.)8 . В XVI в. на месте слияния р. Белой и Солихи возник Бирск, а с р. Уфой – Уфа. Уфа была основана в 1574 г. на башкирских землях и, что интересно, по просьбе самих же башкир. Город был призван заменить Казань в качестве места сдачи башкирами своей ежегодной дани пушниной9 ; в тщательно защищенной кремлем и деревянной крепостной стеной с башнями Уфе был размещен стрелецкий гарнизон. Уфе, как и Мензелинску, приходилось не раз подтверждать свой статус крепости. С момента своего основания и до появления у его стен шаек Чики, сообщника Пугачёва, город подвергался осадам в 1662, 1707, 1735 и 1755 гг. Вероятно, поэтому Уфа росла медленно: когда в 1770 г., незадолго до последней осады, в ней побывал Паллас, это был нищий городишко без мануфактур и торговли, безобразный и грязный. Согласно Палласу, вся местная торговля заключалась в том, что уфимцы ездили «за самыми простейшими товарами в Казань, и оные приезжающим в Уфу для торговли или по тяжебным делам башкирцам весьма дорогою перепродают ценою»10 . Так скромно начинался губернский город, в котором в 1855 г. насчитывалось 12551 жителей11 , а в 1897 г. – 50576. Все упомянутые выше крепости, тесно связанные между собой судоходными путями, являлись источниками колонизации. При городах-крепостях на возвышенностях близ рек возникали деревни12 . С этого времени можно выделить две характерные, почти неизменные черты российской колонизации: 1) сначала создавались линии крепостей, которые очерчивали временные границы территории, независимо от того, шла ли речь о ее завоевании или мирном заселении; эти линии постепенно продвигались вперед, делая колонизацию похожей на морской прилив; 2) русские шли по долинам, постепенно формируя в крае с нерусским населением сеть учреждений, занятых славянами, образуя систему этнических анклавов, которые в определенный момент сливались в компактную группу. Эту традицию легко увидеть, едва взглянув на этнографическую карту Сибири; вышеперечисленные принципы не менялись в европейской России все последние века. Когда первые русские поселения оказались расположены достаточно плотно, а численность их населения увеличилась, российская экспансия возобновилась. Сначала, как обычно, русскими создавались укрепления: так были основаны в нынешнем Бирском уезде, на реке Уфа – Елдятская (1735 г.), на татарских землях Белебеевского уезда – Нагайбакская (1736 г.), в глубине башкирской территории по р. Белой Стерлитамакского уезда – Табынская (1736 г.), на р. Уфа, на юге нынешней Пермской губернии – Красноуфим¬ская (1736 г.) крепости. Большинство их были однотипными – с деревянными стенами, увенчанными башнями. Их заселили людьми различных занятий, организовав их по военному образцу, и именно отсюда веком позже набирали оренбургских казаков13 . В середине XVIII в. был неожиданно дан новый импульс заселению русскими Южного Урала. Открытие месторождений полезных ископаемых в Пермской губернии стало причиной того, что богатые предприниматели и государство провели южнее разведывательные изыскания, увенчавшиеся успехом. В Уральских горах и в долинах р. Белой возникла, начиная с 1751 г., масса заводов. Туляки Масаловы на купленных у башкир землях основали Златоуст (1751 г.), вскоре начав перерабатывать там медь и железо; в 1772 г. Златоуст насчитывал уже 176 изб и 562 жителя14 . В том же году на Кане, небольшом притоке Белой, возник Кананикольский медеплавильный завод15 . В 1756 г. барон Строганов основал Саткинский завод16 , в 1759 г. Твердышев и Мясников – Симский железоделательный завод17 , работавший на руде из Катава, открытой в 1735 г. И это лишь малая доля построенных тогда промышленных предприятий. Заводские рабочие были крепостными новых заводчиков. Они жили в крепких избах вдоль широких улиц; в каждой деревне в центре стояли крепость и господский дом. На случай набегов башкир большинство поселков окружали толстые крепостные стены. Таким, например, в 1772 г. увидел Симский завод Паллас18 . Заводские крестьяне заготавливали лес, древесный уголь для домен, выращивали лён, коноплю и различные злаки за исключением плохо созревавшей здесь пшеницы19 . Поскольку каменный уголь на Урале тогда не использовался, при каждом заводе имелись деревни дровосеков и углежогов: так, Орловка обслуживала Усть-Катавский, расположенный в 6 верстах от нее, и Катав-Ивановский заводы (в 17 верстах)20 . Однако становление российской промышленности на Урале вызывало недовольство коренного населения, устраивавшего разорительные набеги на предприятия. Российское правительство изъяло у башкир в казну часть земель, которую потом продавало по низким ценам колонистам и чиновникам. Позже это привело к спекуляции: богатые купцы и русские чиновники скупали у башкир огромные участки земли, доходившие до 100000 и 200000 десятин по ценам, обычно не превышавшим 8 коп. за десятину. В итоге, башкиры, владельцы земель, после применения силы, или в итоге обмана лишились полутора миллионов десятин угодий. Эти почти дармовые земли часто продавались русским крестьянам по 40 руб. за десятину21 , что приносило огромную прибыль, но приводило к постоянным восстаниям ограбленного башкирского населения и вынуждало русских окружать все свои поселения крепостными стенами. К указанным расхищениям земли добавилось разбазаривание средств: в Бирском, Уфимском, Стерлитамакском, Златоустовском, Мензелинском и Белебеевском уездах казна уступила пользующимся доверием чиновникам сотни участков земли по ценам ниже годовой арендной платы; мошенники, вырубив леса в Уфимской и Оренбургской губерниях, сплавляли древесину в Саратов, Царицын и Астрахань, что привело к удорожанию на Южном Урале древесного угля и строительных материалов. Именно поэтому обожжённые кирпичи, выломанные из древних татарских мечетей вдоль Мечетной, притоке Урала, так высоко ценились оренбургскими казаками22 . Как бы там ни было, несмотря на трудности и ошибки раннего периода колонизации достаточно многочисленное русское население с середины прошлого века смогло осесть среди коренного населения Урала и продолжало пополняться как за счет прибытия новых партий переселенцев, так и за счет естественного прироста, вызванного стабильным превышением рождаемости над смертностью. Без Уфы и заводов Уфимский уезд в 1771 г. насчитывал 12408 русских, и несмотря на половую диспропорцию численности23 , родилось в тот год 436 человек, а умерло только 146 человек. В горнозаводской зоне, насчитывающей 9602 мужчины и 9193 женщины, в том же году рождаемость составила 697 человек, а смертность – 364 человека. В тридцати других приходах насчитывалось 23661 человек, из них только 14399 женщин, 966 рождений приходилось на 482 смерти24 .
III
В Оренбургской губернии расселение русских столкнулось примерно с теми же препятствиями, теми же противниками, и осуществлялось теми же методами, что и в Уфимской. К восстаниям башкир здесь добавились набеги киргизов, в результате чего колонисты оказались между двух огней. Завоевание башкирских земель привело к тому, что нужно было укрепить вновь присоединенные владения от внешней угрозы. Поэтому для сохранения недавно появившихся у нее территорий России пришлось расширять свои границы дальше, вплоть до Персии и Афганистана25 . В силу этого военная организация передовых рубежей России была одной из самых прочных; как и на других опасных границах русские создали здесь линии крепостей и заселили их служилыми людьми, солдатами и казаками. При разработке планов агрессии России не было упущено ни одной мелочи: государственный советник Кирилов, посланный для устройства будущей Оренбургской линии, составил первые карты региона; с ним работал натуралист Хайнцельман; Шобер проехал вдоль Сакмары, а ботаник Риндер посетил Оренбург26 . Академия наук направила вслед за ними в Уфимскую и Перм¬скую губернии различные научные экспедиции, работавшие с 1768 по 1774 гг. – отряды Палласа, Лепёхина, Фалька, Николая Рычкова, Георги; их задачей было исследовать ресурсы края и собрать сведения по географии этих малоизученных еще земель. Наконец, правительство контролировало состояние новых территорий на предмет пригодности их заселения; так, в 1759 г. были переведены на новые места населённые пункты, признанные слишком неблагоприятными для здоровья27 . Именно поэтому Оренбург переносился дважды. Построенный в 1734 г. у слияния р. Урал28 с Орью (отсюда и его название), в 1739 г. по решению советника Татищева он был переведен на 182 версты вниз по течению, а в 1742 г. по предложению Неплюева императрица Елизавета определила его еще на 70 верст ниже, на нынешнее место29 . Но эти два перемещения оставили кое-какой след: первое место стало городом Ор¬ском, второе – Красногорской крепостью; Оренбургу оставили его прежнее наименование, ставшее бессмысленным из-за удаления города от ¬р. Орь. Вскоре после основания Оренбурга, в 1735–1760 гг. были построены многочисленные крепости между горами по берегам Урала и его притока Сакмары, а также вдоль Уя, притока Тобола. Расположенные близко друг от друга, они защищали край во время волнений, Пугачёвского бунта и т. д., оправдав надежды своих создателей, в числе которых были Кирилов, Татищев и Неплюев. Эти крепости и их гарнизоны значительно усилили здесь власть русских, позволив начать заселение региона. Путешественники, посещавшие в XVIII в. Оренбургскую губернию – Паллас, Фальк, Георги – оставили нам списки этих крепостей, а также данные о численности их гарнизонов и жителей. Сакмарская линия включала Сакмарскую, Пречистенскую и Воздвиженскую крепости. Сакмарская крепость возникла как казачья станица к 1705 г.; пятьдесят лет спустя в ней было уже чуть более 3500 жителей30 , но в 1771 г. осталось только 740, из которых 200 были вооруженными казаками31 . Пречистенская, основанная в 1743 г. Неплюевым, имела пушки и гарнизон из казаков и инвалидов. Воздвиженская, возникшая в 1742 г., вначале была заселена казаками, затем в 1768 г. их сменили 110 семей ногайских татар, прибывшие из Казанской губернии32 . Впро чем, в то время Сакмарская линия пришла в упадок, её редуты разрушились, а гарнизоны были частично переведены на Урал, где уже располагались многочисленные посты, достаточно важные, но в ином плане. Крепости на берегах Урала и Уя распределялись по «дистанциям». Так, существовали Нижне-Уральская, Красногорская, Орская и Уйская дистанции. Нижне-Уральская дистанция включала крепости Рассыпную, Нижне-Озерную, Татищеву, Чернореченскую и Оренбург. Сначала в Рассыпную поселили 100 украинских семей, которых после набега киргизов пришлось вернуть на Украину; после этого из Рассыпную превратили в крепость. Татищева, изначально заселённая теми же категориями людей, в 1744 г. претерпела аналогичные трансформации. Нижне-Озерная и Чернореченская с самого начала были военными постами33 . Оренбург был ядром этой линии, центром всей обороны и торговли края. В 1771 г. его защищали земляные валы и рвы, гарнизон из 4 батальонов и артиллерийская рота, в крепости имелись большие склады. За его стенами было 1533 дома, расположенных вдоль широких и прямых улиц без мостовых и тротуаров, а также гостиный двор с более чем 300 лавками34 ; кроме этого, имелся меновой двор, ещё больший, охранявшийся отрядом из ста казаков – он служил для торговли с Центральной Азией: туда привозили шкуры каракулевых ягнят из Бухары и Хивы, муслин, сырой и обработанный хлопок, калмыки и киргизы продавали там козью и верблюжью шерсть, по 10000 лошадей и по 40000–60000 баранов ежегодно35 . Туда также привозили соль из илецких месторождений, расположенных в 65 км от Оренбурга, которые издавна разрабатывались киргизами36 ; Россия за¬владела ими в 1744 г.37 ; путь доставки соли из Илецка в Оренбург был защищен двумя блокгаузами, каждый из которых имел две пушки и небольшой гарнизон38 . Илецкая соль поступала не только в Оренбургскую, но и в Уфимскую губернию, и часть коренного населения должна была предоставлять в качестве налога подводы для ее перевозки39 . К Красногорской дистанции принадлежали крепости Красногорская, Верх¬не-Озёрная, Ильинская и Губерлинская. Они так и не стали крупными поселениями: в Красногорской (в 1739–1742 г. называлась Оренбург) в 1771 г. проживало примерно 300 жителей и несколько ополченцев40 ; в Верхне-Озёрной было 317 жителей и немного ополченцев41 ; в Ильинской – 198 жителей и слабый гарнизон. Но значение этих крепостей было велико: они обозначали крайнюю границу реальной власти русских; за ними начиналась опасная зона42 . Орская дистанция включала Орскую, Таналыкскую, Уртазымскую, Кизильскую, Магнитную, Верхояицкую (позднее стала Вехнеуральском) крепости. Орская, в 1735–1739 гг. называвшаяся Оренбургом, в 1771 г. имела гарнизон казаков; в Кизильской и Верхнеуральской имелось ополчение; в Уртазымской и Таналыкской было по две с половиной роты драгун и пехоты; кроме этих небольших гарнизонов остальное население составляло лишь несколько сотен человек43 . Уйская дистанция включала следующие крепости: Уклы-Карагайская (458 жителей в 1771 г.44 ), Петропавловская (259 чел.), Степная (544 чел. и гарнизон из двух рот), Троицкая (1684 чел., две с половиной роты драгун и две пехоты), Крутоярская (с 490 жителями и двумя роты драгунов), Усть-Уйская (710 жителей и две роты), Звериноголовская45 . Троицкая, как и Оренбург, несмотря на меньшие размеры, была одновременно крепостью и местом торговли с далекими странами: на меновой двор, защищённый бастионами и рогатками, приезжали купцы из Ташкента46 . Наконец, за Уем находилось несколько самостоятельных укреплений, не связанных друг с другом, например, крепости Уфимской губернии, которые, как и крепости Сакмарской линии, передали часть своих гарнизонов постам на передовой линии. Это были Уйская, Чебаркульская и Челябинская крепости; Челябинская подверглась испытаниям в 1774 г., когда её осадили во время пугачёвского бунта Салават и башкиры. Россия направила защищать эти земли и подготавливать плацдарм для насаждения там культуры своих верных помощников, тех, кто всегда был авангардом её политической и колониальной экспансии – казаков. Именно так во второй четверти XVIII в. возникло Оренбургское казачье войско. Его основу составили полки территориального ополчения, казаки, переведённые из Самары, Алексеевска, Сергиевска, Уфы; Неплюев выделил казакам более 5000 человек, и в 1748 г. официально был утвержден состав войска, которое в 1798 г. составляло 10000 вооруженных людей47 . Казаки и их семьи составили основу русской колонизации. Кроме того, они дали возможность России, вынужденной тогда держать войска на границах с Европой, почти не направлять на Урал части регулярной армии. Благодаря казакам Екатерина II выделила для защиты Оренбургской линии лишь шесть армейских батальонов и три конных полка территориального ополчения48 . Именно под защитой этих укреплённых линий осуществились заселение региона и усмирение коренного населения. Добровольным миграциям русских колонистов препятствовало крепостное право, поэтому на первых порах колонизация осуществлялась за счет увеличения численности Оренбургского казачьего войска и ссылки сюда каторжников. Оренбург, сообщает Паллас, был местом ссылки «беспокойных граждан», выполнявших казенные работы, которых могли использовать частные лица49 . Осуждённые за небольшие провинности и простые ссыльные были размещены в различных селениях. В качестве налога они должны были заготавливать лес, который сплавлялся по р. Урал до Оренбурга50 . Но первое время русских в Оренбургскую губернию приезжало мало, и они увеличивались за счет естественного воспроизводства. В 1768 г. в 57 приходах Оренбургской губернии насчитывалась 7221 православная семья (18000 душ мужского пола и 16922 женского), и было зарегистрировано 1626 рождений на 847 смертей51 . Столь высокая рождаемость, впрочем, сохранялась в Уфимской и Оренбургской губерниях и позднее: с 1874 по 1883 гг. она превысила 45 человек на 1000 населения в Уфимской, и 50 – в Оренбургской губерниях52 .
IV
Наряду с этим имело место влияние русских на коренное население, поэтому кратко упомянем, как это повлияло на нерусские народы, в чем проявилась их постепенная ассимиляция с переселенцами. Самыми многочисленными из местных коренных народов были башкиры, по происхождению финской расы, впоследствии тюркизированные и ставшие мусульманами53 . Некогда, как мы уже знаем, очень непокорные, последние сто с лишним лет они не бунтовали, и постепенно от кочевой жизни перешли к оседлой. Лесные башкиры летом выезжали на кочевки, где жили в маленьких избушках без окон, заготавливали лес, сбывали его в Верхнеуральск и на заводы, перевозя на своих лошадях54 . Степные башкиры, все ещё кочевав шие, зимовали в аулах, отпуская лошадей искать себе пропитание под снегом; летом эти башкиры переселялись в юрты и питались кумысом, а зимой ели говядину и конину. Оседлые башкиры начали заниматься земледелием55 . Плохие приверженцы ислама, башкиры легко поддались русскому влиянию, и их дети более охотно посещали русские школы, чем мусульманские56 . Военное устройство, при котором башкиры составляли иррегулярное войско, было постепенно упразднено и они стали крестьянами, подчинившись закону 1874 г. о всеобщей воинской повинности. Некоторые из них даже записались в Оренбургское казачье войско57 . В быт казаков из башкир, татар и тептярей проникли русские обычаи, язык, народные песни. Поселившиеся на землях башкир, очень близкие к ним по расе, языку и религии, но осёдлые, мещеряки легче подвергались русскому влиянию. Во времена Палласа они уже пользовались наряду с татарским также и русским плугом58 и продавали зерно в заводские селения. По первому требованию они должны были идти на военную службу59 . Также являющиеся мусульманами, тептяри по образу жизни близки башкирам, но гораздо меньше практикуют кочевание. В Верхнеуральском уезде они владеют плодородными землями и лесами. Тептяри заимствовали у русских различные музыкальные инструменты – скрипку, гусли, гармонь60 . Русское влияние ещё более заметно у мордвы, массами переселявшейся в XVIII в. из Казанской и Самарской губерний в Уфимскую и Оренбургскую. Эта мордва-эрзя испытала воздействие русской религиозной пропаганды, и, будучи языческим народом, сопротивлялась ей меньше, чем мусульманское население. Мужские и женские монастыри пополнились большим количеством мордовских новокрещен, и создаётся впечатление, что монахи из мордвы – одни из самых фанатичных православных61 . В составе Оренбургского казачьего войска обрусевшие мордва в абсолютном и процентном отношении превосходит башкир62 . С 1867 г. 40000 киргизов были поселены на землях оренбургских казаков в Верх¬неуральском и Троицком уездах63 . Они построили там свои деревни и занялись землепашеством. Русское правительство, впрочем, проявляет заботу о них, введя обязательные вакцинации и устроив в деревнях фельдшерские пункты64 . Самыми невосприимчивыми к ассимиляции среди коренных народов региона оказались татары, в массе своей фанатичные мусульмане65 . В прошлом веке их религиозным центром был Нагайбак, куда приезжали паломники из Персии, Бухары и Хивы66 . В 1746 г. русские построили в этом городе православную церковь, поселили вокруг новокрещен и развернули мощную христианскую пропаганду. Затем, в 1842 г., они переселили часть татар из Нагайбака, большинство которых были крещеными, в Верхнеуральский уезд, за пределы бывшей Уйской линии. Эти так называемые «нагайбаки» стали основным населением возникших на пустом месте деревень, названных в честь славных побед русской армии: Чесма, Тарутино, Остроленка, Бородино, Варна, Полтава, Измаил, Варшава, Полоцк, Кацбах, Кульм, Бриенн, Арцис, Фершампенуаз, Париж и т. д.67 В другом татарском поселении, Сеитовской слободе, население было полностью обновлено в 1802 г. за счёт добровольного или насильственного выселения его жителей и записью оставшейся части в государственные крестьяне68 . Наконец, татары были направлены в Оренбургское казачье войско, где в 1880 г. они составляли 7% его численности69 . Хотя часть татар постепенно ассимилировалась русскими, большинство все же сохранило себя; энергичные, предприимчивые, развитые, они обладают развитой интеллектуальной культурой70 , поддерживаемой за счет крупных пожертвований. Нет ни одной татарской деревни, где не было бы школы; Рыбаков упоминает об одной такой деревне, где на 7000 жителей было девять школ, и отмечает, что соотношение школ к численности населения в два раза выше, чем у татар, живущих в русских деревнях71 . Тем не менее, это не может сдержать здесь рост численности русских. Уфимская и Оренбургская губерния, особенно после отмены крепостного права и до распространения русской миграции в Сибирь, привлекли массы населения из Великороссии; двигаясь широкой волной на Восток, русские в большом количестве осели на Южном Урале, с его избытком дешевых земель и дефицитом рабочей силы. С 1885 по 1897 г. население Уфимской губернии увеличилось за счёт иммиграции на 18%, а Оренбургской – на 29%. С 1851 по 1897 г. прирост населения этих губерний благодаря иммиграции населения и очень высокой рождаемости составил 132%72 . Русские значительно доминируют в Оренбургской губернии, а также составляют 2/5 населения Уфимской губернии. Часть населённых пунктов, которые, как мы видели, первоначально были весьма скромными, теперь сильно разрослись. Население Уфы после 1855 г. увеличилось в четыре раза, достигнув более 50000 человек. За то же самое время население Оренбурга выросло более чем в пять раз и насчитывает сейчас свыше 73000 жителей. Население Верхнеуральска составляет 11116 человек, Троицка – 18405, Орска – 20990. Конечно, плотность населения, которая не превышает 18 жителей на 1 кв. км. для Уфим¬ской губернии, и 8 жителей – для Оренбургской, позволяет принимать новых иммигрантов, но творение трёх веков колонизации, два из которых прошли в вооруженной борьбе и тревогах, не становится от этого менее интересным, и будущее русских, которые смогли наконец приступить к мирной и плодотворной работе на заводах, в культуре, открытиям торговых путей, отныне является здесь безопасным.
Примечания
1 Camena d’Almeida P. La colonisation russe contemporaine le long de la Volga principalement dans le gouvernement de Samara // Annales de Gеographie. 1895. Vol. 4. Numеro 19. Pp. 50–58. 2 Восстание 1676 г. под руководством Сеита, в ходе которого разбойничьи набеги башкир докатились до пригородов Казани; восстание 1707 г. во главе с Айдаром и Кучумом; начавшееся в 1735 г. и длившееся шесть лет восстание; участие части башкир в пугачевском бунте (1774 г.). 3 Ещё в 1873 г. Оренбургская губерния была крайне плохо обеспечена судоходными и железнодорожными путями. По данным J. Brandt, их плотность составляла в среднем одну версту на 2105 кв. вёрст и на 10509 жителей (Journal official. 1873. 26 avril. P. 2810). 4 Средняя температура в Оренбурге в январе 15,3о мороза, в июле 21,6о тепла, среднегодовая 3,3о тепла. В Златоусте в январе 16,8о мороза; в июле 16,6о тепла, среднегодовая только 0,1о тепла (по Wild). 5 См. у Фалька (Falk J. P. Reise in Russland, Berlin, 1794. S. 162) описание одного из этих буранов 26 февраля 1771 г., подвергшего этого путешественника очень большим опасностям. 6 Очерк современного состояния плодоводства в России. СПб., 1894. С. 13. 7 В 1874 г. Риттих насчитал в Уфимской губернии только 424 немца, а в Оренбургской – 439 (Petermann’s Mittheilungen. 1877. Bd. XXII. S.142). 8 Семёнов П. Географическо-статистический словарь Российской империи. СПб., 1868. Т. III. С. 220, 221. 9 Там же. СПб., 1885. Т. V. С. 393. 10 Pallas P.S. Voyages de M. P.S. Pallas, en diffеrentes provinces de l’Empire de Russie, et dans l’Asie septentrionale. Paris, 1789. Vol. II. P. 4. И еще Паллас добавляет: «Испорченные жителей нравы пребывание в оном еще неприятнейшим делают». 11 Petermann’s Mittheilungen. 1858. S. 323. 12 Таковыми были между Уфой и Бирском, – Красный Яр (1635 г.), Государственные Дуванеи (1647 г.), Монастырские Дуванеи (1647 г.); в верховьях р. Уфы – Богородское (1647 г.); на Белой – Вознесенское; на правом притоке Камы – Заинск и Токмак. 13 Рагузин В. Волга от Оки до Камы. СПб., 1890. Т. 2. С. 471. 14 Falk J.P. Op. cit. S. 434. 15 Рагузин В. Указ. соч. Т. II. С. 443. 16 Семёнов П. Географическо-статистический словарь Российской империи. СПб., 1870. Т. IV. С. 497. 17 Там же. С. 607. 18 Pallas P.S. Op. cit. Vol. II. P. 36. 19 Там же. P. 41. 20 Там же. P. 52. 21 См.: Ремезов Н. Очерки из жизни дикой Башкирии: быль в сказочной стране. 2-изд. М., 1889. Passim. 22 Falk J.P. Op. cit. S. 161. 23 6951 мужчин, 5457 женщин (Falk J. P. Op. cit. S. 432). 24 Там же. S. 435. 25 См. дипломатическую ноту русского министра иностранных дел, князя Горчакова (1864 г.). 26 Georgi J.G. Geographisch-physikalische und Naturhistorische Beschreibung des Russischen Reiches. Kоnigsberg, 1798. Bd. III. S. 499, 500. 27 Новое время. 1897. 14–26 февр. 28 Он в то время назывался Яик. 29 Pallas P.S. Op. cit. Vol. I. P. 354, прим. 30 Семёнов П. Географическо-статистический словарь Российской империи. ¬ Т. IV. С. 392. 31 Falk J.P. Op. cit. S. 156. 32 Там же. 33 Georgi J.G. Op. cit. S. 540. 34 Falk J.P. Op. cit. S. 128, 129. 35 Pallas P.S. Op. cit. Vol. 1. P. 358–361. 36 Voeikov C.R. Soc. Geog. Paris, 1888. P. 525. 37 Семёнов П. Географическо-статистический словарь Российской империи. Т. II. С. 320. 38 Falk J.P. Op. cit. S. С.139, 140. 39 Например, тептяри из Белекеса близ Уфы (Pallas P. S. Op. cit. Vol. II. P. 22). 40 Georgi J.G. Op. cit. S. 540. 41 Falk J.P. Op. cit. S. 161. 42 Летним днём 1770 г. священник Ильинской крепости вышел из города на несколько вёрст для сбора диких фруктов и был похищен разбойниками-киргизами. 43 Около 200 в Орске (Georgi J. G. Op. cit. S. 539); 201 – в Кизильской; 186 – Верхнеуральске. 44 Falk J.P. Op. cit. S. 165. 45 Georgi J.G. Op. cit. S. 539–541. 46 Pallas P.S. Op. cit. Vol. II. P. 418–420. 47 Хорошкин М. Казачьи войска. СПб., 1881. С. 37. 48 Петров А.Н. Русская военная сила. М., 1892. Т. II. С. 196. 49 Pallas P.S. Op. cit. Vol. I. P. 355, прим. 50 Georgi J.G. Op. cit. S. 535. 51 Falk J.P. Op. cit. S. 168. 52 См. в «Атласе Ильина», «Родившиеся за десятилетие 1874–1883 гг.» 53 А.Ритих (1874) оценивает их число в 755868 человек, проживавших в Уфимской, Оренбургской, Пермской и Вятской губерниях: 414365 чел. в Уфимской, 186540 чел. в Оренбургской (Petermann’s Mittheilungen. 1877. Bd. XXII. S. 143). 54 Известия Императорского русского географического общества. 1892. Т. 28. С. 107, 108. 55 Petermann’s Mittheilungen. 1877. Bd. XXII. S. 147. 56 Известия Императорского русского географического общества. 1894. Т. 30. С. 291. 57 Таких было в 1880 г. 2520 чел. (См. «Новый словарь всемирной географии» Вивьена де Сен-Мартена, статья «Оренбург»). 58 Pallas P.S. Op. cit. Vol. II. P. 71. 59 Там же. P. 70. 60 Сообщение С. Рыбакова на заседании отделения этнографии Император¬ского Русского географического общества 16 февраля 1894 г. (Известия Императорского русского географического общества. 1894. Т. 30. С. 292). 61 Smirnov J.N. Les Populations Finnoises des Bassins de la Volga et de la Kama / trad. P. Boyer. 1-re partie. Paris, 1898. P. 311. 62 4250 человек в 1880 г. 63 Семёнов П. Географическо-статистический словарь Российской империи. Т. III. С. 680. 64 В частности, в Троицке (Новое время. 1897. 9–21 марта). 65 Численность татар определить затруднительно: согласно земской статистике, в 1880 г. в Уфимской губернии их было 135000 чел., тогда как Риттих считает, что менее 100000 чел. Аналогичная ситуация была и в Оренбургской губернии. 66 Falk J.P. Op. cit. S. 432. 67 Известия Императорского русского географического общества. 1895. Т. 31. С. 222, 223. 68 Семёнов П. Географическо-статистический словарь Российской империи. Т. IV. С. 536. 69 Хорошкин М. Указ. соч. С. 149, прим. 70 Известия Императорского русского географического общества. 1894. Т. 30. С. 290, 291. 71 Новое время. 1897. 16-28 марта. 72 Семёнов П. Характерные выводы из первой всеобщей переписи // Известия Императорского русского географического общества. 1897. Т. 33. С. 262. Пьер Жозеф КАМЕНА Д’АЛЬМЕЙДА |