Взаимоотношения башкир с ногайцами, калмыками и казахами в XVI—XVIII вв.Башкирские земли
как часть государственной территории России
История башкирского народа не будет полной без изучения его взаимоотношений с соседними народами. Поэтому необходимо уточнить юго-восточные рубежи России для рассматриваемого времени, а также выяснить роль башкир в системе взаимоотношений московского правительства с народами, находившимися в непосредственной близости от российских границ.
После признания башкирами российского подданства Башкирия, занимавшая обширные территории к востоку от рек Волги и Камы, оказалась порубежной областью Российского государства.
Прикаспийские степи в рассматриваемое время еще не были окончательно включены в состав Русского государства. Здесь кочевали ногаи, находившиеся в вассальной зависимости от России, а с конца XVI века в низовьях р.Яика появились вольные казаки. Соответственно, Волжско-Эмбинский район московское правительство рассматривало как вассально-зависимую территорию. Его политика со времени Ивана Грозного и почти до середины XVIII в. была направлена на окончательное подчинение кочевавших здесь народов, а также яицкого казачества, на утверждение влияния России на всем протяжении р.Яик и на прикаспийском побережье1.
Территория, на которой кочевали Большие ногаи, затем — калмыки и казахи, непосредственно соприкасалась с вотчинными владениями башкир. Поэтому московское правительство использовало в качестве передовой силы в борьбе с ними башкир, на которых было возложено обеспечение охраны и безопасности юго-восточных границ.
Ввиду обширности территории и относительной малочисленности населения на востоке и юго-востоке Башкирия не имела четких территори альных рубежей. Они были неустойчивыми, в какой-то мере условными. Тем не менее, у российского правительства существовало вполне определенное мнение насчет того, какие земли считать “государевыми”, то есть государственной территорией. Это легко прослеживается по сохранившимся в фондах Посольского приказа РГАДА материалам дипломатической переписки Москвы с калмыцкими тайшами, которые в первой половине XVII в. не только изгнали ногаев, заняв их традиционные кочевья, но и вторглись в вотчины башкир, находившихся в составе России. Так, в документах этого времени содержится четко сформулированное требование, чтобы калмыки не кочевали на “государевой земле”. Государевыми землями, судя по документам, являлись г. Астрахань с прилегающей к ней территорией, река Волга с городами-крепостями на ней, а также земли башкир, включавшие в себя часть р.Яик с ее притоками, — Уфимский уезд в пределах XVII века. Именно применительно к указанным территориям в документах постоянно применяется определение “государев”, “государева”. Так, в грамоте приказа Казанского дворца 1650 г. указывалось, чтобы калмыки “и вперед к государеве отчине к Астарахани и к государевым городом, и к Волге реке не приходили”2. Постоянно подчеркивалась также верховная власть царя (сюзерена) на башкирские земли, которые в документах назывались “государевыми башкирскими волостями”, “государевых ясашных людей вотчинными землями”. Вполне конкретно были обозначены вотчинные владения башкирского населения, которые простирались по среднему и верхнему течениям Яика и его притокам Илеку, Ори, Сакмаре и Киилу3. Эти границы указывались не только в челобитных местных жителей с жалобами на захват калмыцкими тайшами указанных земель, но и в официальных правительственных документах, исходивших из московских приказов и местных воеводских канцелярий. 14 июня 1650 г. уфимский воевода доводил до сведения калмыцких послов, что “по тем рекам: по Яику, и по Сакмаре, и по Илеку, и по Ору, и по Киилу и с малыми речками, которые в те реки впали, земли царского величества; в тех урочищах Казанских, и Уфинских, и Самарских уездов руских людей, и башкирцов … вотчины истари (курсив наш. — Р.Б.), а с тех своих вотчин они платят государев ясак”4. Есть основания считать российскими землями также бассейны рек Большой и Малой Узени, которые были пожалованы башкирам Иваном Грозным5.
Исходя из вышеизложенного, можно определить юго-восточные рубежи России для начала XVII в. Граница начиналась от Каспийского моря, между Волгой и Яиком, и шла на север, постепенно поворачивая на северо-восток, к низовьям рек Большой и Малой Узени. Далее она заключала в себя среднее течение реки Яик, его притоки: реки Илек и Орь, — и уходила в верховья реки Тобол6 . К тому времени Российское государство считало здесь “своими” земли по рекам Иртыш, Омь и Камышлов и требовало от калмыков уплаты ясака за право кочевать на этих землях7.
Таким образом, в конце XVI — первой половине XVII в. основная часть Башкирии окончательно была включена в состав Российского государства. Однако говорить об интеграционных процессах в это время не представляется возможным, так как речь идет лишь о защите внешних границ России. Во внутренние дела башкирского общества длительное время российское правительство не вмешивалось.
Башкиры в сфере русско-ногайских отношений
во второй половине XVI — первой половине XVII века
Согласно современной отечественной историографии, Башкирия накануне вхождения ее в состав России являлась наместничеством Ногайской Орды, но слабо вписавшимся в ее политическую структуру8. После падения Казанского ханства Башкирия оказалась в орбите восточной политики Москвы и почти одновременно с Ногайской Ордой должна была выстраивать с ней свои отношения. Прежде предстояло полностью освободиться от властных притязаний ногайских правителей. Политическая обстановка в середине XVI в. благоприятствовала башкирам: Россия отныне вступала в полосу непрерывной борьбы с Ногайской Ордой.
Ногайская Орда была слабо централизованным государством: она делилась на многочисленные улусы, слабо объединенные между собой. В связи с продвижением Русского государства на юго-восток и утверждением российского владычества на всей Волге, в Ногайской Орде наступил политический кризис. Постоянные междоусобные войны, слабые экономические связи, политическая разобщенность различных частей орды обусловили распад ногайского общества. Орда распалась на Больших и Малых ногаев, Алтыульскую и ряд других орд9. В результате, в конце XVI — начале XVII в. существовало несколько самостоятельных ногайских орд, разобщенных как территориально, так и политически.
Наибольшую опасность для России представляла собой орда Малых ногаев, кочевавшая в Приазовье от Кубани до Дона. Она, находясь в номинальном подданстве турецкому султану10 и поддерживая устойчивые отношения с Крымским ханством, участвовала во всех походах крымских татар на российские земли11. Алтыульская Орда (иначе энбулуки или Енбулуцкая Орда) кочевала на р.Эмбе и, ввиду отдаленности от российских границ, непосредственных контактов с Российским государством не имела. Враждебная позиция ее стала ощутимой лишь после того, как она примкнула к калмыкам. Более или менее ясными были отношения московского правительства с небольшими ордами юртовских и едисанских татар, кочевавшими под Астраханью. Они были подчинены астраханским воеводам и оберегались последними от нападений со стороны кочевников. Наиболее сложными и противоречивыми были отношения России с Большими ногаями, кочевавшими на обширном пространстве между Волгой и Яиком.
По В.В.Трепавлову, под Большой Ногайской Ордой следует понимать территорию и население, находившиеся под властью верховного правителя — бия. Сначала под Большими ногаями подразумевалась основная часть ногайского ханства, однако впоследствии, вплоть до конца XVIII в., понятие «Большие ногаи» применялось «к многочисленной группе ногайских элей и со временем оказалось в одном ряду с названием прочих «орд»12.
Прежде в исторической литературе существовало устойчивое мнение, что с середины XVI в. Большая Ногайская Орда находилась в российском подданстве. В этом случае башкирские бии вряд ли могли бы вступить в самостоятельные переговоры о подданстве с российским царем. Однако А.А.Новосельский отмечал, что в рассматриваемое время между Ногайской Ордой и Российским государством не могли еще сложиться устойчивые отношения и внутренние связи13.
По данному вопросу интересно мнение ногайского историка Б.Б.Кочекаева. Исходя из того, что под подданством международное право предусматривает “физическую принадлежность лица к определенному государству, выражающуюся в постоянном распространении на него суверенной власти этого государства, как на территории последнего, так и вне его”, он считает, что для XVI, также и XVII в. по отношению к Большим ногаям речь может идти лишь о “российском протекторате с элементами вассалитета”14. Б.Б.Кочекаев спра ведливо указывает на тот факт, что ногаи не платили дань Русскому государству, а напротив, ногайские князья и мурзы сами регулярно получали “поминки” из Москвы. Свои взаимоотношения с Ногайской Ордой Москва осуществляла, как и с другими иностранными государствами, через Посольский приказ15. По мнению указанного автора, о подданстве ногаев можно говорить лишь после того, как ногаи Большой Орды окончательно переселились на Северный Кавказ, и в 1822 г. царское правительство ввело у них русскую систему управления. Таким образом, в указанное время в ногайском обществе не наблюдается наличие неотъемлемых атрибутов подданства степных народов: службы в пользу Русского государства, уплаты ясака, выдачи аманатов (заложников) как гарантии выполнения этих обязательств. Несмотря на стремление Москвы полностью подчинить себе Большую Ногайскую Орду, она продолжала сохранять независимость, как во внутренней, так и во внешней политике. Ногаи нередко согласовывали свои действия то с Крымом, то с польским королем, которые пытались вовлечь их в антирусскую коалицию16. Вместе с тем, в конце XVI — начале XVII в., находясь в Заволжье, Большие ногаи угрожали, прежде всего, башкирскому населению: они продолжали рассматривать населенную башкирами территорию как свое наместничество и периодически снаряжали военные экспедиции для сбора ясака17. Даже в начале XVII в. ногаи наездами продолжали собирать с башкир ясак18.
У ногаев, как и у крымских татар, существовали традиционные сакмы или шляхи, по которым они вторгались в пределы Русского государства. О “ногайской дороге” или “старом ногайском шляхе” на южнорусской окраине, который был известен как Малым, так и Большим ногаям, говорится в исследованиях В.П.Загоровского и А.А.Новосельского. Этот путь шел восточнее Дона, через верховья Битюга между Польным Воронежем и Цной, к густонаселенным районам Российского государства. А ответвления ногайского шляха вели, кроме того, через р. Воронеж и верховья Дона — к приокским уездам России19.
Со времен Батыя существовали ногайские сакмы, ведущие к южнорусским уездам России из-за Волги. Они вели через так называемые “Царицынский” и “Самарский” перевозы20 . В начале XVII в. крымские татары и ногаи продолжали пользоваться старинными сакмами. На указанных путях татарских вторжений впоследствии были сооружены Белгородская и Симбирская укрепленные линии. Ногайские сакмы существовали и в Заволжье. Одна из них шла вдоль левого берега р.Волги к Казани, другая шла к верховьям рек Яик и Белая вглубь Уфимского уезда.
После присоединения Поволжья и Башкирии царское правительство не могло не вести борьбу с ногайскими мурзами, совершавшими опустошительные набеги на порубежные территории: Казанский и Уфимский уезды. В ходе этой борьбы были сооружены города-крепости на реках Волге, Каме и Белой. Уже в 1557 г. был построен город Лаишев — в том месте, где существовал старинный переход ногаев через р.Кама. На традиционном пути, на переправе через Волгу, возник город Тетюши21. В конце XVI века были построены города-крепости Уфа, Самара, Царицын и Саратов. Строительство городов-крепостей на юго-востоке страны было вызвано, прежде всего, необходимостью борьбы с набегами ногайских мурз. Не случайно, узнав о сооружении Самары и Уфы, ногайский князь Урус потребовал, чтобы “городом на Уфе и на Самаре вперед не быти”22. Однако известно, что г.Уфа был построен по просьбе самих башкир, которые без военной помощи со стороны России не могли противостоять как ногаям, так и сибирским кучумовичам.
По мере укрепления позиции России в Поволжье и Башкирии ногаи были вынуждены покинуть эти территории. Так, исход ногаев В.В.Трепавлов связывает с усилением присутствия русских сил в Башкирии, когда в Уфе «демонстративно утвердился русский воевода с гарнизоном»23. До сооружения г. Уфы наряды для отражения набегов ногаев посылались из Казани, но дальше Камы, как правило, они не шли. Один из последних крупных походов “по ногайским вестям” был организован в 1586 г., когда из Казани на Каму было направлено два полка24.
Таким образом, главной внешнеполитической задачей московского правительства на юго-востоке страны оставалось стремление к максимальному ограничению набегов своевольных степняков на русские окраины. Хотя ногаи в начале XVII в. уже не представляли особой опасности для России, но для башкир они продолжали представлять собой серьезную угрозу. Внешнеполитическая ситуация в этом регионе значительно обострилась в связи с появлением калмыков, что в первую очередь отразилось на положении башкирского населения.
Русско-башкирско-калмыцкие отношения
в первой половине XVII в.
В двадцатых годах XVII в. многочисленные калмыцкие племена торгоутов и дербетов, откочевавшие из Джунгарии, появились у юго-восточных рубежей России. Появление калмыков у границ Русского государства осложнило военно-политическую обстановку в этом регионе. С одной стороны, оживилась деятельность кучумовичей — сыновей и внуков последнего сибирского хана Кучума. Заключив союз с калмыками, они стали нападать на российские окраины25. В союз с калмыками вступила также Алтыульская Орда. Алтыульские мурзы отныне принимали самое активное участие в набегах калмыков на российские территории26. С другой стороны, не выдержав натиска калмыков, значительная часть Больших ногаев покинула свои традиционные кочевья и перешла “на крымскую сторону” р.Волги. Здесь ногаи оказались вовлеченными в сложный переплет отношений между Персией, Турцией, Крымом и Москвой27, и превратились вскоре из “друга” России в его “недруга”28.
С уходом большинства вассально-зависимых ногаев Россия потеряла и без того слабое влияние в прикаспийских степях. В Заволжье ей остались верными лишь едисанские и юртовские татары, кочевавшие под Астраханью. Оставшиеся ногаи и часть едисанских мурз были покорены калмыками. По свидетельству А.А.Новосельского, в 1646 г. вместе с калмыками кочевало в общей сложности 1700 ногайских, алтыульских и едисанских дворов29.
Калмыки получили в лице ногаев военное пополнение и прекрасных проводников для продвижения вглубь российской территории. Доля участия ногаев в совместных походах с калмыками была, очевидно, значительной. Это давало основание калмыцким тайшам иногда сваливать всю вину за грабительские набеги на своих союзников. Так, например, в 1635 г. калмыцкий тайша Дайчин говорил русскому послу К.Артемьеву: “И те де нагайские и едисанские татаровя... наводят на всякое дурно и велят ему, Дайчину, с улусы кочевать меж Волги и Яика блиско Асторохани, и аманат в Астарахань давать не велят и везде бывают в вожах у калмык”30.
Ногаи и едисанские татары, кочевавшие с калмыками, совершали иногда самостоятельные набеги. Так, в 1644 году набег на Каму совершили едисан ские татары31. В 1654 г., незадолго до окончания сооружения Закамской черты, “воинские ногайские люди” прорвали укрепленную линию на участке между Тиинском и Новошешминском и разорили земли сына боярского С.Аристова32.
Калмыки значительно превосходили в военном и численном отношении Больших ногаев и поэтому представляли собой немалую угрозу юго-восточным окраинам государства. О достаточно высоком уровне военного дела у калмыков свидетельствуют документы. Они знали огнестрельное оружие33. Разнообразным было защитное вооружение, к изготовлению которого привлекались все улусные люди34. У калмыков была выработана определенная тактика ведения боя. По мере приближения к врагу они пускали в ход стрелы, затем копья, а когда дело доходило до рукопашной — сабли. Они умело использовали условия местности и погоду, широко использовалась разведка. Как правило, перед крупной боевой операцией для обследования местности и взятия языков посылался небольшой отряд. В качестве вожей использовались ногаи, хорошо знающие местность.
С.К.Богоявленский, исследовавший на основании архивных материалов историю калмыков в первой половине XVII века, отмечал, что калмыки вели почти непрерывные войны со своими соседями — русскими, башкирами, ногаями, бухарцами, хивинцами, туркменами и балхинцами35. Организаторами походов, безусловно, являлись представители степной аристократии. Это было обусловлено рядом причин, в том числе стремлением феодальной знати к расширению земельных владений, захвату земельных пространств36. Как отметила П.С.Преображенская, частые набеги калмыцких феодалов на окраины Российского государства были обусловлены экстенсивным характером хозяйства, крайней слабостью промышленного производства и обмена, потребностью в обширных территориях для кочевок37.
В тридцатых годах XVII в. калмыки окончательно утвердились между реками Яик и Волга. Они заняли также ясачные земли башкир по Яику и его притокам, в верховьях рек Сакмары, Большой и Малой Узени. Таким образом, прикочевка калмыков в Заволжье затронула политические, экономические и торговые интересы России. Ими были захвачены не только исконные территории находившихся под протекторатом России ногаев, но и ясачные и промысловые угодья башкир, подданных Российского государства.
В связи с угрозой со стороны калмыков, роль коренного населения в обороне юго-восточных рубежей значительно возросла. При посредничестве князей, биев, тарханов, московское правительство вовлекло в борьбу с неприятелем все башкирское население. Причем, социальная верхушка пограничного населения, обладавшая широкими иммунными правами, выступила организатором обороны пограничных земель. В обязанность местного населения входило “проведывание вестей” про неприятеля и предупреждение их набегов на государственную территорию38.
Активная борьба с калмыками и вступившими с ними в союз ногайскими мурзами началась с тридцатых годов XVII века, после того, как калмыки окончательно утвердились на Нижней Волге. К 30—40 годам относится организация первых военных походов. В 1633 г., когда калмыки впервые появились близ р.Камыш-Самара, из Астрахани был снаряжен стрелецкий отряд. Бой произошел на р.Большой Узени. Вспомогательный отряд, состоявший из ногаев, юртовских и едисанских татар, не оказал никакой помощи русским ратным людям. Бой окончился поражением русских39.
В 1644 г. против калмыцких тайшей был направлен объединенный отряд русских ратных людей и башкир под командованием уфимского воеводы Льва Афанасьевича Плещеева. Бой состоялся 1 июля 1644 г. Многочисленный отряд противника был разбит40.
Пограничные столкновения башкир с калмыками, занявшими их ясачные угодья, были постоянными. Нападения калмыков на башкирские земли нередко выходили за пределы обычных набегов с целью грабежа и мелких стычек с пограничными жителями. Они приобретали характер хорошо организованных военных походов. Такие походы совершались вглубь российской территории и подготавливались заранее. В сентябре 1645 г. сбежавший от калмыков русский посол — уфимец А.Черников сообщал, что “Лаузан-тайша говорил им не таяся, что хотел итти с воинскими своими людьми войною на низ по Белой реке и по Каме на Уфинской и на Казанской уезды, на чевашу и на черемису, и хочет де воевать до Казани”41 . В готовящемся походе должны были принять участие также племянники и братья Лаузана-тайши. Такие же вести были получены от “выходцев” из калмыков42. Действительно, в сентябре 1645 г. калмыки и ногаи совершили ряд набегов на закамские земли43 . Кроме того, уфимские служилые люди, побывавшие в проезжих станицах на р.Ике, сообщали, что до них приходил туда калмыцкий разведывательный отряд и взял в плен двух чувашей Казанского уезда. Сведения, поступавшие из разных источников, говорили о подготовке калмыками крупного военного похода.
Крупную военную акцию калмыки готовили и в 1648 году44. Однако, башкирам во главе с князем Акбулатом Сулеймановым удалось предотвратить крупное нападение калмыков на Уфимский и Казанский уезды. Весть о готовящейся военной акции принес “выходец из калмыков”, то есть сбежавший из калмыцкого плена, казанский слободской татарин Ишмамет Исаев. Он сообщил, что “Дайчин-тайша послал под Астарахань войною пять тысяч калмыков, да под Самару, и под Саратов, и под Царицын пять тысяч же человек. Да в Казанской и Уфинской уезды вниз по Белой и по Каме рекам пять тысяч же человек, да в Уфинской же уезд вверх по Белой реке для вожей и языков пятьсот человек”45. Башкиры разных дорог и волостей, спрятав женщин и детей в недоступных местах, собрали свои военные силы. Под предводительством князя Сулейманова собралось 560 воинов. Отряд, по-видимому, состоял из десятков мелких подразделений, возглавляемых другими биями. Кроме князя, документы упоминают еще 32 человека — “лучших людей”. В поход снарядили своих воинов жители Кипчакской, Минской, Айской, Табынской и других волостей разных дорог Уфимского уезда.
Выехавшие “по калмыцким вестям” башкирские отряды стали разъезжать “по приметным местам…, где бы им наехать на колмытцкую сокму”, и обнаружили следы неприятеля в степи на р.Игене, на расстоянии одного дня езды от Уфы. Отправив послов “с тою вестью” в Уфу и другие города, а также в свои волости, башкиры стали преследовать калмыков. Калмыки тем временем перешли р.Белую и направились к Соловарному острожку46 . Соловарный острог был не жилым, а стоялым острогом и в период прихода калмыков никого там не оказалось. Не дойдя 2—3 верст до Соловарного острога, калмыки разгромили ясачную мордовскую деревню Телкал, захватили всех ее жителей в плен.
Дальнейший ход событий виден по документу: “…И как де те калмыцкие воинские люди пошли под Соловарной острожек, и они де [башкиры] стали ждать и караулить на приметном месте, на речке Армыте, от Соловарного острожку верст за десять. А того де места тем калмыком минуть было не мочно, и те де калмыки, погромив деревню, пошли назад тем же следом, отколе они пришли. И на той де речке Армыте, перепустя тех калмыков с половину, ударили на них всеми людьми, и на той де речке учели с ними, башкирцы, те калмыки битися; и перекинулись де за ту речку башкирцов человек с 30 и тех калмыков от той речки отбили”47. “А ушли де всех калмыков в свои улусы немногие люди”, — докладывали после боя уфимскому воеводе башкиры. Калмыцкий отряд был полностью разбит.
Данное сражение имело крупное военное значение. Пленные калмыки, приведенные в Уфимскую съезжую избу и допрошенные воеводой Х.Ф.Рыльским, признавались, что “Дайчина-де тайши людей ныне в дворе з братьями и с ногаи всего с тритцать тысяч человек. А дожидается де он, Дайчин-тайша, их, калмыков, из Уфинского уезду с языки, и по языком де смотря, хотел идти войною”48. Таких примеров было не мало. Фактически вся тяжесть борьбы с набегами калмыцких тайшей, едисанских и ногайских мурз лежала на населении юго-восточной окраины государства, прежде всего — башкирах.
В 1647—1650 годах калмыки кочевали уже непосредственно у Волги. К этому времени относятся сведения о кочевке некоторых калмыцких улусов между Волгой и Хопром, притоком Дона49. В связи с этим возросла угроза нападения калмыков на густонаселенные и освоенные уезды Российского государства. Кроме того, появилась угроза вовлечения калмыцких тайшей в антирусский союз. Крымское ханство неоднократно пыталось использовать калмыков в борьбе с Россией. Энергичные меры крымская дипломатия предпринимала зимой 1657, летом 1658, в 1658—1659 и в 1661 гг50. В 1658 г. крымские послы калмыцкому тайше Дайчину предлагали: “Крымскому царю воевать русские городы и уезды с ево сторону, а ему, Дайчину-тайше, … воевать Казанской и Уфинской уезды”51.
К середине XVII века Российское государство имело значительный опыт борьбы с кочевниками. В сороковых годах XVII в. предпринимается строительство ряда укрепленных линий в Заволжье и, прежде всего, в Закамье. В рассматриваемое время возникли укрепленные остроги в Закамье: Шешминск, Ахтачинск, Мензелинск, Чалнинский городок. Многие из них были построены на башкирских землях. Строительство Мензелинской крепости, в частности, было встречено открытым сопротивлением башкир.
Так же, как и закамские крепости, появившийся в 1640 г. в устье Яика Яицкий городок (впоследствии — Гурьев) главным образом должен был оказывать помощь в сдерживании набегов калмыков, угрожавших Астрахани и всему Нижнему Поволжью52. Однако набеги калмыков и их союзников, ногайских и едисанских мурз, на российские окраины не прекратились. Более того, как свидетельствуют источники, жители новопостроенных острогов сами страдали от набегов кочевников. В 1650 г. правительство потребовало от астраханских воевод особый список тех лиц, которых “калмыцкие тайши и их улусные люди в прошлых и нынешнем 158 году под Астраханью, и под Черным Яром, и под Царицыным, и под Саратовом, и под Самарою, и в Казанском уезде в закамских острожках, и в посылках, и на промыслах побили и грабили, и в полон поимали”53. В приведенном нами документе закамские острожки упоминаются в числе других поволжских крепостей, часто подвергавшихся нападениям со стороны калмыков. Таким образом, строительство отдельных крепостей для борьбы с набегами кочевников в рассматриваемое время не оправдывало себя.
Как показывал опыт организации обороны южных границ России, наиболее эффективным мероприятием в плане обороны от набегов кочевников и наступления на степь оказалось сооружение непрерывной системы укреплений. Вдоль внутренних границ Башкирии, в Закамье, в 1652—1655 гг. была сооружена Закамская черта, которая явилась естественным продолжением непрерывной системы укреплений XVII века: Белгородской, Тамбовской и Симбирской линий. Общая протяженность ее составляла 450 км от р.Волги до р.Ик, левого притока р. Камы. Состояла из крепостей: Белый Яр, Ерыклинск, Тиинск, Новошешминск, Кичуевск (стоялый острог), Заинск и Мензелинск. От Новошешминска до Мензелинска Закамская черта проходила по территории Уфимского уезда и имела наибольшие изгибы, обусловленные географическими особенностями местности. Крепости Новошешминск, Кичуевск, Заинск, Мензелинск были сооружены на возвышенных берегах рек. Преобладающим типом укреплений являлась засека. Гарнизоны крепостей формировались из служилых людей, присланных из Лаишева, Тетюшей, Ахтачинска, Шешминска, Чалнинского городка, дворцовых пашенных крестьян, переведённых в служилое сословие, шляхтичей смоленских и полоцких. Управление территорией Закамской черты было сосредоточено в Приказе Казанского дворца.
Как было показано выше, юго-восточные границы России в указанное время проходили значительно южнее территории будущей черты. Тем не менее, строительство Закамской черты было вызвано причинами внешнеполитического характера. Она была построена для защиты наиболее освоенных районов Заволжья от набегов калмыков и их союзников. Так, в 1670 г. жители Ерыклинска, бывшего острога на Закамской черте, вспоминали, что они были переведены “в пригородок Ерыклинск служить солдацкую службу для обережи от татарского и калмыцкого приходу”54 . Новая укрепленная линия в Заволжье должна была не только защитить внутренние области России от набегов неприятелей, калмыцких тайшей и ногайских мурз, но и привести к изменению общей политики московского правительства на юго-восточных рубежах.
В связи со строительством Симбирской и Закамской укрепленных линий, роль башкир в обороне юго-восточных рубежей несколько снизилась: линии перекрыли основные пути калмыцких набегов на наиболее заселенные и освоенные районы Российского государства. Кроме того, завершение сооружения Закамской черты совпало с немаловажным событием в истории русско-калмыцких отношений. В 1655 году калмыки принесли первую письменную шерть. До сего времени шерти калмыцких тайшей носили исключительно устный характер и, как правило, не выполнялись. На ряд уступок пошло и российское правительство. После 1655 г. оно впервые склоняется к тому, чтобы предоставить калмыкам возможность кочевать по Волге. Одновременно правительство запрещает пограничному населению — русским людям, башкирам и иноземцам — нападать на калмыков. Распоряжения об этом были отправлены в Уфу и во все понизовые города55.
Таким образом, если прежде российское правительство защищало интересы своих подданных56, запрещая калмыцким тайшам занимать башкирские земли и требуя откочевки их на прежние кочевья, то со второй полови ны 50-х гг. XVII в. оно заняло совершенно противоположную позицию. Под угрозой смертной казни башкирам было запрещено нападать на калмыков, а калмыкам после 1657 г. официально разрешено кочевать на занятых ими территориях, в том числе и на исконных башкирских землях. Резкий перелом в политике царизма в Башкирии после сооружения Закамской черты: отказ от защиты интересов башкир в их борьбе с калмыками и одновременное усиление со второй половины XVII столетия захвата башкирских земель, рост фискального гнета и злоупотребления местной приказной администрации — все это явилось причиной восстания 1662—1664 гг., охватившего и территорию Закамской черты57.
Казахи и башкиры в первой трети XVIII в.
В конце XVII — первой половине XVIII вв. общая политическая обстановка на юго-восточных приграничных территориях определялась взаимоотношениями башкир, казахов и калмыков. Характер этого соседства и контактов был сложным и противоречивым. Взаимные набеги, свойственные кочевникам, сочетались совместными походами на общего неприятеля, участием казахов и калмыков в башкирских восстаниях. Так, калмыки принимали активное участие в башкирском восстании 1662—1664 гг. После поражения восстания около 8 тысяч башкирских повстанцев укрылись в калмыцких степях58. П.И.Рычков писал, что предводитель восстания 1676 г. Сеит не только «на ту противность преклонил башкир», но и с казахами «соединясь, года с три то свое бунтовшичье намерение продолжил»59. Имеются документальные свидетельства об участии казахов и союзных с ними каракалпаков в башкирском восстании 1704—1711 гг.60
Вместе с тем, верховная собственность на земли башкир принадлежала русскому государю. В острой борьбе за пастбища на правобережье р.Яик, в Волго-Яицких степях и в предгорьях Южного Урала, правительство старалось не допустить перехода казахов Младшего жуза на башкирские земли в верхнем и среднем течении Яика. В результате набеги соседей на новые территории с целью расширения пастбищ участились. В 1717 г., по данным А.И.Левшина, казахи Младшего жуза дошли даже до закамской крепости Новошешминск, «взяли оный, разорили» и «увлекли с собою много пленных»61. Башкиры же, в свою очередь, вторглись в кочевья Младшего жуза, угнали несколько тысяч лошадей62. О характере казахо-башкиро-калмыкских отношений можно найти сведения и в донесениях статского советника И.Кирилова. Он, в частности, сообщал властям о том, что «непрестанно российским, казанским, яикским, Уфимскими Сибирским граничным жителям нападения чинили и ежегодно как скот пленников угоняли…»63.
В первой трети XVIII в. усиливается натиск казахов Младшего жуза на всем протяжении течения р.Яик. Это было связано с широким наступлением джунгарских войск на казахские земли в 1723 году. Этот год у казахов был назван годом «великого бедствия». Застигнутые врасплох казахи отступили, бросая скот и имущество. Казахи Среднего жуза устремились на север от Сырдарьи на реки Тургай, Ишим, Тобол и Уй, оттеснив кочевья башкир. Казахи Младшего жуза передвинулись на запад в долину р. Эмбы. Тридцать тысяч казахов Младшего жуза перешли Эмбу, приблизились к Яику, к южным пределам Башкирии64.
Зимой 1725 г. в Астраханскую губернскую канцелярию поступили сведения калмыкских тайшей о продвижении казахов к Эмбе, Илеку, Яику65. В результате этих миграций была нарушена исторически сложившаяся система землепользования и смещены традиционные границы и маршруты кочевания не только казахских родов и племен Младшего и Среднего жузов, но и башкир и калмыков.
Территориальная близость родственных по культуре и языку народов вблизи границ создавала российскому правительству определенную угрозу. Между тем имелись государственные интересы в этом регионе: расширение торговли с Казахстаном и странами Средней Азии.
Присутствие калмыков на луговой стороне р.Волги больше отвечало интересам России. Здесь они являлись серьезным противовесом тюркоязычным башкирам, казахам и каракалпакам. Так, в 1715 г. калмыцкий хан Аюка писал русскому царю, что “башкирцы, крымцы, кубанцы и каракалпаки ему неприятели, и без помощи русских войск нельзя ему кочевать между Волгой и Яиком”. После этого при Аюке постоянно должен был находиться стольник Дмитрий Бахметев с отрядом, состоящим из 300 регулярных и 300 иррегулярных служилых людей. Бахметев должен был, с одной стороны, охранять калмыков, с другой — следить, чтобы они не вступили в сговор с другими народами, в частности с кабардинцами66.
Серьезные опасения у российского правительства вызывали, как было сказано выше, и казахи. Н.Попов писал, что казахи Младшего и Среднего жузов в начале XVIII в. захватили немало земель и рек, которые башкиры когда-то называли своими67. Несмотря на это, существовала опасность сближения казахов и башкир. Башкиры, особенно зауральские, имели тесные контакты с казахами Младшего и Среднего жузов, что было обусловлено близостью их культуры и языка. Башкиры, казахи и каракалпаки нередко объединялись в борьбе против калмыков и совершали иногда совместные набеги на пограничные крепости. Так, по некоторым данным, в 1717 г. их объединенное 10-тысячное войско дошло до закамского городка Новошешминска. Традиционные связи башкир с казахами были использованы потом российской дипломатией при присоединении Казахстана к России, но в первой четверти XVIII в. для окончательного покорения народов, находившихся в низовьях Волги и Яика, включая и яицких казаков, у России сил было ещё недостаточно.
В первой трети XVIII в. в юго-восточной части Башкирии, в связи с натиском калмыков и казахов, резко обострился земельный вопрос, принявший форму военных столкновений. Башкиры и волжские калмыки, как подданные Российской империи, неоднократно обращались к правящей власти с просьбой урегулировать земельный вопрос. Однако этот вопрос не был решен: в 20-е годы XVIII в. кровавые стычки между казахами и башкирами из-за пастбищ продолжались и сопровождались угоном скота и пленников.
Вплоть до 30-х годов XVIII в. Россия вела себя на юго-восточных рубежах довольно пассивно, ограничиваясь укреплением прежних и строительством новых небольших крепостей, а также некоторым увеличением воинского контингента. Так, в 1726—1727 гг. российское правительство предпринимает ряд мер по укреплению юго-восточных рубежей. С целью “удержания калмыцких, и башкирских, и казачьих орд, и каракалпаков, понеже по Волге реке, по луговой стороне, другого города не имеется”, на р.Самаре было решено построить легкую крепость, а также обезопасить “от набега и нападения кара калпаков” Яицкую крепость — “прежний острог починить и палисадником укрепить”68 . Для удобства сообщения между отдаленными друг от друга крепостями и для защиты от возможных набегов неприятелей по дороге от Самары до Яицкой крепости было сделано 11 застав, которые имели следующие названия: Осиновое, Дубовое, Поветное, Среднее, Перелаз, Каралыцкое, Иргизское, Соляное, Чаганское, Красный колок, Чеваская осада69 .
В 1727 г. было решено поселить драгунские и пехотные полки близ российских границ, в том числе 10 полков в городах Поволжья: Пензе, Саратове, Самаре и Царицыне, а также 300 яицких казаков в новом, строившемся тогда на устье р.Сакмары городке. По мнению Н.Попова “это было первое звено в той цепи крепостей, слобод и станиц, которые должны были впоследствии отрезать Башкирию от Азии, чрез что разом достигались две цели: владычество над башкирцами и возможность отражать набеги киргиз-кайсаков”70 .
Однако в это время, судя по действиям московского правительства, четко выработанной стратегии и тактики российской внешней политики в этом регионе еще не было. В первой трети XVIII в. столица с одинаковым недоверием относилась как к казахам и каракалпакам, так и к своим подданным: башкирам, калмыкам, яицким казакам и приграничным татарам. Наряду с защитой внешних границ, предпринимались меры по усилению контроля за пограничным населением. В 1728 г. было предписано сделать укрепления, палисады и маяки в Уфимской и Соликамской провинциях, а также укрепить города и остроги “для защиты от башкирцев, калмыков и татар, но без издержек казны, пока оберутся об этом справки и сведения, как лучше сохранить те места”71 .
В свою очередь казахи Младшего жуза стремились закрепиться в бассейнах рек Яик, Илек, Тобол, добиться урегулирования отношений с пограничным населением. Так, в 1729 г. хан Младшего казахского жуза Абулхаир отправил в Тобольск посольство в количестве 4-х человек для урегулирования башкирско-казахского конфликта72 .
Башкиры сыграли решающую роль в установлении дипломатических отношений России с казахами. В мае 1730 г. в кочевья Младшего жуза с дипломатической миссией прибыл башкирский старшина бурзянского рода Ногайской даруги Алдарбай Исекеев* для разрешения спорных вопросов. Итогом этой поездки стало решение Абулхаира отправить специальных послов в Уфу, «чтобы быть с Россией в миру». Казахских послов Сейткула Кайдагулова и Кутлумбета Коштаева сопровождали и представители башкирского народа, в частности, известные башкирские старшины Алдарбай Исекеев и Таймас Шаимов.
В сентябре 1731 г. управление всеми пограничными крепостями российского государства было возложено на известного государственного деятеля первой половины XVIII в. фельдцейхместера, а впоследствии — генерал-фельдмаршала Христофора Миниха. Его полномочия были дополнительно подтверждены указом от 14 февраля 1732 г.15 Уже в 1731 г. Миних отдает распоряжение о починке крепостей в пределах всей империи и о постройке новых73 . В декабре 1732 г. им был издан указ, непосредственно касающийся рассматриваемой нами территории. “От нападения калмык, киргис-кайсаков и каракалпаков как в яицком казачьем полку, так и на Черемшанских форпостах и в Казанской губернии иметь крепкую предосторожность и чинить отпор и наступление по силе воинских регул, ... не допуская российских подданных до разорения, — говорилось в нем. — И чтоб оные неприятели чрез Волгу не перелезли и на уездных жителей не ударили, расставить между Самарою, и Сызраном, и Саратовым, и в Малыковке, и в Терсе, и в других селах и деревнях пристойное число драгун и солдат из стоящих близ тех мест полков”74 . Таким образом, в течение 1731—1732 гг. определяются основные цели и задачи внешней политики России на юго-востоке: борьба с набегами казахов, каракалпаков и калмык. Важное значение в системе мер по защите юго-восточных рубежей придавалось строительству новой Закамской линии.
Итак, пограничное положение башкирского народа в составе России в XVI—XVIII вв. оказывало непосредственное влияние на их социально-экономическое и политическое развитие. Им постоянно приходилось вести борьбу не только в интересах Российского государства по охране юго-восточных границ, но и вступать в сложные взаимоотношения с пограничными соседями: ногаями, калмыками и казахами.
Примечания
1 См.: Буканова Р.Г. Закамская черта. — Уфа: БашГУ,1999. — С.66.
2 РГАДА. Ф.127. Ногайские дела. 1650 г. Д.2. Л.131.
3 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1648 г. Д.1. Л.53, 62; 1649 г. Д.1. Л.2,4-5.
4 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1650 г. Д.2. Л.5.
5 См.: Усманов А.Н. Добровольное присоединение Башкирии к Русскому государству. 2-е изд. — Уфа, 1982. — С.56.
6 Буканова Р.Г. Закамская черта. — С. 67—68.
7 Границы России в Западной Сибири применительно к XVI—XVIII вв. были уточнены омским исследователем Колесниковым А.Д. См.: Колесников А.Д. Формирование границы русских владений на юге Западной Сибири в XVI—XVIII вв. //Основные проблемы исторической географии России на современном этапе. Тезисы докладов и сообщений II Всесоюзной конференции по исторической географии России. М.,1980. С.134—135.
8 См.: Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2002. — С.196, 199; Азнабаев Б.А. Интеграция Башкирии в административную структуру Российского государства (вторая половина XVI — первая треть XVIII вв.) — Уфа: РИО БашГУ, 2005. — С.32—33.
9 См.: Поноженко Е.А. Общественно-политический строй Ногайской Орды в XV — середине XVII вв. Автореф. дисс. канд. юрид. наук. М., 1977. С.22—24.
10 Новосельский А.А. Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII века. — М.-Л., 1948. — С.15.
11 Сафаргалиев М.Г. Ногайская Орда во второй половине XVI в. // Сборник научных работ Мордовского гос. пед. ин.-та. Саранск, 1949. — С.15.
12 Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. — С.311—312.
13 Новосельский А.А. Указ. соч. — С.40.
14 Кочекаев Б.Б. Социально-экономическое и политическое развитие ногайского общества в XIX — начале XX века. — Алма-Ата, 1973. — С.23.
15 Аналогично трактуется вопрос о подданстве казахов России в XVIII веке в книге: Басин В.Я. Россия и казахские ханства в XVI — XVIII вв. — Алма-Ата. — 1971.
16 Новосельский А.А. Указ соч. — С.16,55.
17 Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. — С. 336.
18 Азнабаев Б.А. Интеграция Башкирии в административную структуру Российского государства (вторая половина XVI — первая треть XVIII вв.) — С.71.
19 Загоровский В.П. Белгородская черта. — Воронеж,1969. — С. 52; Новосельский А.А. Указ. соч. — С.294.
20 Документ, в котором говорится о старинных путях татарских набегов на Русь, был составлен в Разрядном приказе летом 1681 года и впервые опубликован в “Известиях Тамбовской Ученой архивной комиссии”. Вып. 32. —Тамбов,1892. — С.49. См. также: Воронежский край с древнейших времен до конца XVII века. — Воронеж, 1976. №15. — С.24—25.
21 Тихомиров М.Н. С.504—505.
22 См.: Карамзин Н.И. История государства Российского. Т.10. — СПб., 1892. — С.15; Там же. Примечания к 10-му тому. — С.9; Перетяткович Г.И. Поволжье в XV и XVI веках. (Очерки из истории края и его колонизации). — М.,1877. — С.313—314.
23 Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. — С. 336.
24 Новосельский А.А. Указ. соч. — С.34.
25 Устюгов Н.В. Указ. соч. С.45-48.
26 Русско-монгольские отношения. №76. С.88.
27 Новосельский А.А. Указ. соч. С.88.
28 Кочекаев Б.Б. Указ. соч. С.31.
29 Новосельский А.А. Указ. соч. С.359.
30 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1636 г. Д.1. Л.73.
31 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1654 г. Д.1. Л.15.
32 РГАДА. Ф.1209. Кн.156. Л.33.
33 Русско-монгольские отношения… №18. С.54.
34 Богоявленский С.К. Материалы по истории калмыков в первой половине XVII века // Исторические записки. Т.5. М.,1939. С.95.
35 Богоявленский С.К. Указ. соч. С.87.
36 См.: О патриархально-феодальных отношениях у кочевых народов (к итогам обсуждения) // Вопросы истории. 1956. №1. С.76.
37 См.: Преображенская П.С. К вопросу о социально-экономическом строе калмыков // История СССР. 1963. №5. С.97.
38 См.: Буканова Р.Г. Русско-башкирско-калмыцкие отношения в первой половине XVII века // социально-политические и этнодемографические процессы на Южном Урале . XVII—XX вв. — Уфа: Башк. ун-т, 1993. — С.71—80.
39 Богоявленский С.К. Указ. соч. С.68—69.
40 См.: Устюгов Н.В. Башкирское восстание 1662-1664 гг. // Исторические записки. Т.24. — М.,1947. — С.50; РГАДА. Ф.210. Столбцы приказного стола. Ст.158. Л.397—398.
41 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1645 г. Д.1. Л.112—113.
42 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1645 г. Д.1. Л.114—115, 137.
43 Акты археографической экспедиции. Т.4. №2. С.1—2.
44 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1648 г. Д.1. Л.1—19.
45 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1648 г. Д.1. Л.3—4.
46 Речь идет о стоялом остроге. Соловарный (Солеваренный) городок был построен в 1684 г.
47 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1648 г. Д.1. Л.6—7.
48 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1648 г. Д.1. Л.9.
49 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1650 г. Д.1. Ч.2. Л.361; Ф.210. Столбцы приказного стола. С.172. Л.93—100, 103—104.
50 Очерки по истории Калмыцкой АССР. С.104.
51 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1658 г. Д.1. Л.67, 109.
52 Дариенко В.Н. Город Гурьев. (Хронология исторических событий) // Ученые записки Казахск. гос. ун-та им. С.М.Кирова. Т.53. Вып.9. Алма-Ата, 1962. С.247; Фосс В.Е. Очерки Гурьева городка // Сборник статистических, исторических и археологических сведений по бывшей Оренбургской и нынешней Уфимской губерниям. Уфа, 1868. С.89—90.
53 РГАДА. Ф.127. Ногайские дела. 1650 г. Д.1. Л.2. Л.151—152.
54 РГАДА. Ф.1209. Кн.159. Л.224об.
55 РГАДА. Ф.119. Калмыцкие дела. 1655 г. Д.1. Л.99.
56 Материалы по истории Башкирской АССР. Ч.1. №38. С.156—157.
57 Об этом см.: Чулошников А.П. — Феодальные отношения в Башкирии и башкирские восстания XVII — первой половины XVIII в. // Материалы по истории Башкирской АССР. Ч.1. — С.3—64; Устюгов Н.В. — Башкирское восстание 1662—1664 гг. // Исторические записки. Т.24. — М.,1947. — С.30—110; Акманов И.Г. Башкирские восстания XVII первой половины XVIII в. — Уфа, 1978 и др.
58 Кузеев Р.Г. О характере присоединения Волго-Уральского региона к Русскому государству и некоторые вопросы средневековой истории // Этнологические исследования в Башкортостане. — Уфа: «Китап», 1994. —С.134
59 Рычков П. И. История Оренбургская. (1730—1750). — Оренбург, 1896. — С.53.
60 История Казахстана с древнейших времен до наших дней в 5-ти томах. Т.3. — Алма-Ата. 2000. — С. 115—116.
61 Левшин А.И. Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей. Ч.2. — СПб., 1832. — С.166.
62 Левшин А.И. Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей. Ч.2. — С. 167.
63 Законы Российской империи о башкирах, мишарях,тептярях и бобылях: Сборник законов и указов. — Уфа: «Китап», 1999. — Док.№75. — С.98
64 Кузеев Р.Г. О характере присоединения Волго-Уральского региона к Русскому государству и некоторые вопросы средневековой истории // Этнологические исследования в Башкортостане. — Уфа. 1994. — С.70
65 История Казахстана с древнейших времен до наших дней в 5-ти томах. Т.3. — Алма-Ата.2000. — С.117.
66 См.: Буканова Р.Г. Города-крепости юго-востока России в XVIII веке. История становления городов на территории Башкирии. — Уфа: «Китап», 1997. — С.37.
67 Буканова Р.Г. Города-крепости юго-востока России в XVIII веке. Татищев и его время. — М.,1861. — С.170—171.
68 РГАДА. Ф.248. Кн. 456. Лл.300-302.
69 Буканова Р.Г. Города-крепости юго-востока России в XVIII веке. — С.83
70 Попов Н.Н.А. Указ. соч. — С. 175.
71 Иванин М.И. Описание Закамских линий // Вестник Императорского Русского географического общества. — 1851. Ч.1. Кн.2. — С.64.
72 Рычков П.И. История Оренбургская. (1730-1750). — Оренбург, 1896. — С.6.
73 Буканова Р.Г. Города-крепости юго-востока России в XVIII веке. — С.86.
74 РГАДА. Ф.248. Кн. 456. Лл.363—367. Роза Буканова |