Бурзянские русские
Что рассказать вам о Бурзяне?
Леса и горы, как в тумане.
Такая дивная краса,
Как будто сами небеса
Сошли сюда и так остались —
И нам, живущим здесь, достались...
Эти незатейливые и потому душевные в своей простоте строки принадлежат моему старинному другу, коренному бурзянцу Борису Федорову. Он не лирик, нет, Борис Николаевич — физик, вернее, специалист по электронной технике. В армии служил в радиолокационных частях. Принимал непосредственное участие в создании информационно-коммуникационного центра «Экспресс», много лет трудился там.
Иргизлы, большое и старинное село, занимает главное место в сердце Федорова. Здесь родились его мама, в жестоком противоборстве гражданской войны сгорел дед. Да и сейчас полсела — Симоновы, Маркеловы, Горшенины, Подрядовы — приходится Борису родней. «Жизнь оставляет в память отметины о пережитом /Несутся годы и, увы, уже не дети мы,/ Давно уже не ходим босиком». Это опять же он, Борис Федоров, русский человек из башкирской глубинки.
Более четырех десятков лет я близко знаком с Бурзяном. Казалось бы, не осталось в этом краю для меня тайн и загадок. Но с каждой встречей открываю себе Бурзян заново. И дело тут не в приметах времени, которые засвидетельствовали бы об обновлении древнего края. Но неизменными остаются души здешних людей, вечные горы и кормилица-лес. Именно лес, ведь Бурзян — край лесной.
Кстати, влюбленный в лес, я давно убедился: что каждая новая встреча с лесом что-то оставляет в тебе, словно судьба свела с добрым другом. Бурзянский лес тоже такой... Вот он: сосны, ели, реже — березы, рябины, ольхи. Лес здешний подобен дому, знаешь, он обогреет, накормит, утешит, развернет перед тобой всю свою красоту и щедрость.
Много ли простому человеку нужно? Притянешь сосновую лапку, осыпав снег, приложишься щекою, вдохнешь крепкий смолистый запах, и — улетучились твои заботы, хвори. Снимаю рукавицы, кладу ладони на ствол сосны и вдруг ощущаю: она же живая, трепетная! И теперь мне уже тепло и хорошо. Представьте себе, что стылые снега подпалило солнце, журчат, щебечут веселые ручьи, из не совсем еще прогревшейся земли тянутся ромашки, васильки, гомонят птицы. Как все в природе мудро и одновременно просто. И ты знаешь, что из этого чудного леса не уходит весна, не уходит и лето. Доверчиво прижимаюсь к шершавому стволу сосны щекой и чувствую — сосна поет. О чем ее бессловесная песня? Для кого же зеленокудрая старается? Возможно, для себя. Для бездонного неба. Для зверей и птиц, которые сейчас отовсюду наблюдают за мной. Для снега, уходящего в никуда. И очень хочется думать — для меня. Неужели же и для меня? Щедрость поразительная! Тогда ведь и отвечать придется щедростью. Готов ли я к этому?
С Дмитрием Михайловичем Прохоровым мы сидим в его крохотном, похожем на закуток, кабинетике в здании исполкома райсовета. Михалыч, как к нему обращаются все в Бурзяне (в том числе и я), человек здесь заметный. Он председатель районной плановой комиссии. Мужик добродушный и приветливый, поэтому, очутившись в Бурзяне, я сразу же бегу к нему. Говорим, как обычно, на башкирском и у меня создается ощущение, что Дмитрию Михайловичу для общения этот язык удобнее, нежели его родной, русский.
Едва увидев журналиста, он отодвигал бумаги в сторону и выйдя из-за стола, протягивал обычно обе руки, как принято у башкир при встрече.
— Ана, Бµрйєн тип йєн атып йµрµгєн егет йєнє килеп тє еткєн. Ћаумы?
— Аллаѓа шµкµр, Дмитр Михалыч, Ћеґґењ фатихала инде. Ћаман љаѓыґ сањын љаѓаhыѓыґмы?
— Эшењ шул булѓас… Зато hин юлѓа сањ љундырмайhыњ? Таѓы ниндєй “этлектєр“ уйлап йµрµгєн кµн?
Прохоров, чьи предки в Бурзяне оказались в незапамятные времена, человек несуетливый. И наша беседа, перескакивая с одной темы на другую, течет неторопливо. Прелесть беседы с ним еще и в том, что он завершает фразу нараспев, как это принято в здешнем говоре. Эта особенность придает речи певучесть, словно человек даже обычный разговор ведет в тональности кубаира. Сыплет за окном снежок, потрескивают дрова в печке. Даже в служебном кабинете ощущается мирный уют спокойной деревенской жизни. Вот выйду сейчас на улицу и буду здороваться с каждым встречным. А как же иначе? Знаю, если кто в избу постучится, попросится отогреться, любая дверь откроется. В Бурзяне по-другому не могут. И к столу позовут, накормят.
Но я все-таки пришелец. Мне ли не знать, что за хребтами лесистыми — мир иной. Он задохнулся во зле и пороках. Там, где скопление чужих друг другу людей, законы другие. Только в книжках, в ностальгирующих о прошлом фильмах остались рассказы о незапираемых дверях и калитках. Вспоминаем мы, старики, об этом как об утраченном безвозвратно чуде. О доброте человеческой и незатейливом гостеприимстве, когда об оплате за что-либо не хотят и слышать. Это свойство бурзянцев наблюдаю много лет. В городах и больших селеньях подобное исчезло уже давно.
Сев за заметки о любимых моих бурзянцах, точнее — о русских, давно ставших коренным населением, вновь, на территории чистоты и первозданности, ощутил тонкость той грани, которая отделяет наивное благородство от циничной низости. Стало страшно: надолго ли хватит бурзянцам их природного характера? Где только могу, много десятилетий пишу, говорю, объясняю, всем сердцем хочу, чтобы все поняли, каким бесценным богатством мы обладаем. Бурзяном! И берегли его. Здесь земля еще не загрязнена и вода не замутнена. Драгоценная вода, которая становится редкостью на земле. Ведь в магазинах мы вынуждены покупать мертвую, в бутылках, а в Бурзяне она хрустальная, живая!
Бурзян традиционно считается колыбелью башкирского этноса. Множество эпосов, легенд, преданий и песен, родившиеся в среде одного из древнейших и разветвленных племен, отразили духовный мир и менталитет всего народа. Долгие годы Бурзян, расположившийся в географическом центре Башкортостана, считался далеким краем, глушью. Это в нашем, наивном представлении. В желании во что бы то ни стало сохранить в первозданном виде обычаи, традиции, говор с своеобразной интонацией, уклад бурзянцев, мы неосознанно желали, чтобы они жили все-таки в отдалении от всего того, что называется цивилизацией. Конечно, отсутствие дорог и других коммуникаций сдерживали не только натиск промышленного производства, но и ограничивали возможность исследователей. Да и относились они к Бурзяну по-разному. Если Сергей Васильевич Кириков, описывая флору и фауну Южного Урала, уважительно относился к местным башкирам, то московский писатель Канторович, бывавший в Бурзяне в разные годы, допускал некорректные суждения.
Русским людям, запросто пересекавшим Сибирь и Дальний Восток, внедриться в отроги Южного Урала большого труда не составило. К тому же нужно учесть черту характера башкир: они, всем существом прикипевшие к своей земле, тем не менее не держали ее за семью замками. Только болезненно воспринимали башкиры обман, коварство и вероломство. Но такого истинно русский человек допускать никогда не может.
Обозревая историю переселения русских в горно-лесные районы нынешнего Башкортостана, можно легко увидеть одну особенность в этом процессе: как и татары, русские при основании своих поселений исходили из практической целесообразности, чтобы были угодья для хлебопашества, большая вода для сооружения запруд и мельниц, удобные выезды для хозяйственного обмена и т.д. И в дальнейшем русские не делали попыток дальше проникнуть вглубь территории нынешнего Бурзянского района, а обосновывались по его периметру. Выдающиеся исследователи башкирского края Петр Иванович Рычков и Иван Иванович Лепехин в своих записках описывают два медеплавильных завода — Вознесенский и Кананикольский — бывших в лесах Общего Сырта, так называли Уральские горы русские, живущие в Башкортостане. Во всяком случае, родословные корни нынешних бурзянских русских тянутся, в основном, от этих двух поселений. Именно выходцы оттуда основали большое село Иргизлы, оседлавшее одноименную реку.
Но вернемся, на короткое время, к кананикольцам. По утверждению И.Лепехина, они были вывезены из Рязанской и Тульской губерний при основании завода — в 1751 году. Если воспользоваться стилистикой ученого, «поселившись среди полупустынной полудикой Башкирии, в горах и лесах с непроезжими дорогами, они приобрели особые характерные складки, они сплотились в дружную семью, крепко и по сей час стоящую «за своего», отсюда же и горячая их любовь к своей, уже теперь родной, земле — голому камню; но в то же время они подчинились природе и в их манерах и взглядах на радость жизни проглядывают черты, общие с башкирскими. Дикая могущественная природа, какой-то хаос из непроходимых лесов, скал, ущелий, совершенно обнаженных вершин гор, с роскошными с них видом, прозрачность и легкость горного воздуха — вызвали в них любовь к природе и пониманию красот ее: они так же любят созерцать ее, как и башкиры, которые ради этого наслаждения даже пропускают и рабочие дни».
Тяжелый труд на сплаве, наполовину в воде, среди плавающих льдин, в лесу с бревнами, езда и ходьба по горам при плохом питании, возня с грузом и лошадью при подъемах на горы по неустроенной дороге, грязной и скользкой, езда по несколько дней верхом, хождение с обозом за двести верст в город и обратно по всякой погоде и непогоде — все это, хотя и заставляло организм крепнуть и создавало кряжистый и выносливый народ, но в то же время рождало такую потребность лечь, отдохнуть именно лежа, «дать отойти костям», что противиться этой силе трудно. И кананикольцы, как и башкиры, поработав и заработав немного, запасшись чаем и мукой, ложатся отдыхать и на два, и на три дня, а когда и на неделю. Это, опять-же, описание Ивана Лепехина.
Многие десятилетия ездил я в Бурзян, имея возможность наблюдать за жизнью местного коренного населения, в том числе и немногочисленного русского народа. Проживая достаточно долгое время в самой гуще башкир, русские естественно восприняли некоторые черты их характера — добродушие, несуетливость, философское отношение к окружающей природе. Русский человек в целом не очень изворотлив в устройстве жизни, но он, при одинаковых условиях, способен обеспечивать свой быт гораздо практичнее, нежели наивные и полагающиеся на обстоятельства соседи. И меня никогда не оставляла мысль как-нибудь поделиться впечатлениями о бурзянских русских, которые, почти слившись с башкирским населением, все же формируют оригинальную группу со своей устойчивой самобытностью, жизненной философией, языковыми и обрядовыми особенностями. Признаюсь, мои желания вряд ли смогли быть реализованы, если бы не помощь уже упомянутого Бориса Николаевича Федорова и Михаила Николаевича Косарева, директора заповедника «Шульган-таш», и его сотрудников. В данных заметках я пользуюсь великодушно предоставленными ими материалами, а также публикациями сотрудников заповедника.
Так вот, Косарев в «Лесном журнал»е за май 1899 года обнаружил статью лесничего Вознесенской лесной дачи Ф.Симона «Историческая справка о Вознесенском боре». Этот бор имеет довольно интересное и поучительное историческое прошлое и с ним связаны этапы переселения в эти края русских людей. По данным о Вознесенском медеплавильном заводе, упомянутый бор отчужден от свободных башкирских угодий в пользу завода, владельцем которого значился граф Карл Сиверс. В 1753 году он попросил Берг-коллегию разрешить ему постройку заводов на реках Елане и Куже, но доверенное лицо графа, купец Гордиевский заявил, что из-за возмущения башкир на прежде заявленных местах заводы строить неудобно и просил дозволения поставить завод на новом месте — на реке Иргизлы. Но предпиятие это не имело успеха. И во время пугачевского бунта завод был разграблен и сожжен.
Тут интересно другое. При заводе крестьян не было. Приписные 3 тыс. душ так и не были сюда переведены. Гордиевский же производил работы с вольнонаемными. В 1797 году в Сенате возник вопрос о возобновлении работы завода, но дело уперлось в рабочие руки. В рапорте коллегии в Сенат от 23 мая 1798 года указывалось: «на месте прежнего деятельного завода стоят 8 плохих, очень ветхих избенок, обитаемых конно-лесными объездчиками; эти, почти сгнившие избы составляют единственное обитаемое строение во всем Вознесенском бору».
Несколько лет тому назад в селе Иргизлы отмечали его 250-летие. Местные краеведы стали с азартом доискиваться до обстоятельств обживания русскими этих исконно башкирских земель. Да, генерал-аншеф Карл Ефимович Сиверс пустил Вознесенский завод в 1756 году на реке Иргизлы, левом притоке Белой. Угодья под завод покупались у башкир Бурзянской волости Ногайской дороги. Медную руду для завода приходилось возить издалека — из оренбургских степей. Тогда возникает естественный вопрос: почему же завод был устроен именно здесь, где никогда не замечали признаков месторождения медноколчеданной руды? Объяснение тому одно — наличие богатых лесов. Оказывается, для выплавки одного пуда меди нужно свалить 0,16 гектаров леса.
Строительство завода продолжалось три года, но, как известно, век его оказался недолог. Он был сожжен пугачевцами. К 1770 году в деревне Иргизлы насчитывалось 150 дворов с населением в тысячу человек. Солидное для своего времени село. Жаль, конечно, завода. Иргизлы также захирело и в течение всего XIX века считалось хутором. В 1895—1898 годах в хуторе находился большой дом лесничего Ф.Н.Симона, который в своих «Записках лесничего», напечатанных в 1910 году в «Лесном журнале», издаваемом Лесным обществом в Санкт-Петербурге, о прилегающих к хутору лесах писал следующее: «Эти леса представляют тот интерес, что они в продолжении полутора века, а местами и более того, были предоставлены самому себе — его не касалась человеческая рука...»
В ноябре 1899 года Ф.Н.Симон на заседании Оренбургского отдела императорского Русского географического общества докладывал об общественных работах, производимых в Оренбургском и Орском уездах в том году, и их значении для этих местностей. Было отмечено, что многие жители голодающих губерний пришли на север Оренбургской губернии в поисках работы и более дешевого хлеба. Но здесь, в глухой, безлюдной и пустынной местности, они работы не находят и впадают в еще большее бедствие. С учетом сложившихся обстоятельств, было решено открыть для этих нуждающихся общественные работы в казенной лесной даче — Вознесенском бору, с устройством дорог, пристаней, мочищ, т.е. мест в ручьях и болотцах, где можно мочить лен и коноплю. Главное, здесь была проложена дорога.
Тут я позволю себе привести несколько фрагментов из упомянутого доклада лесничего Ф.Симона.
«...Местность, где лежит Вознесенский бор, одна из самых глухих на всем Южном Урале. Во все стороны от бора раскинулись леса. ...В лесной области Южного Урала хлеб, по климатическим условиям, вовсе не родится и население занимается скотоводством и рубкой леса, получая хлеб из степей Оренбургского и Орского уездов и затрачивая на проезд за ними иногда целые недели. Наиболее полная глушь приходится на места, расположенные к северу от Вознесенского бора, по границе Уфимской и Оренбургской губерний, в Стерлитамакском уезде первой и Орском второй — это центр Башкирии с наиболее сохранившимся укладом их древнего пастушеского и полукочевого быта. ...Единственными лицами, проникающими в глубину Башкирии, являются лесопромышленники и их агенты, специально изучившие горные проходы и реки.
...Живущие в Вознесенском бору лесные чины, месяцами оторванные от мира, его интересов и родных, особенно стремились выискать такой путь, по которому можно было бы проложить удобную дорогу для постоянного и, насколько возможно в горах, удобного проезда в степь и в леса на север. Розыски увенчались успехом и по намеченному пути дорога была проложена.
Дорогу пришлось прокладывать в местности, где многие из жителей в глаза не видали пилы, где, в случае нужды, землю ковыряют не лопатами, а кольями, где на пространство в миллион с лишком десятин имеется всего несколько четырехколесных телег, где все веревки из лыка и мочала, и где нет понятия об организованном труде. Поэтому оказалось необходимым купить и доставить на место работ всякого рода орудия труда, устроить кузницу для чинки инструментов и выделки новых на случай недостачи.
...Если окажется возможным, то одновременно с проложением дорог необходимо ознакомить население с ремеслами. Сами по себе башкиры к ремеслам склонны и нередко простым ножом выделывают, хотя весьма неправильные, но довольно замысловатые вещи.
Обучение ремеслам может произойти двумя путями: или через кустарный комитет, которому для этого пришлось бы выслать опытных мастеров и открыть склады для приема изделий, или через устройство ремесленной школы, но только такой, в которой были бы настоящая мастерская, берущая заказы и выполняющая их, а не такая, в которых только обучают приемам работ и к которым население, по результатам обучения, относится с недоверием.
...Таким образом, закончившиеся первые общественные работы в Орском и Оренбургском уездах дали дорогу в прямом и в переносном смысле. Проложенная дорога сократила труды добывания населением хлеба, который здесь не родится, и откроет в самую глухую часть Башкирии доступ большому числу предпринимателей.
Эти работы познакомили население с приемами работ и употреблением некоторых инструментов, познакомили и нас с работоспособностью башкирского населения, обыкновенно считающегося неспособным к труду и назначенному, якобы, судьбой к вымиранию».
Такими выводами заканчивается доклад лесничего Ф. Симона, фрагменты из которого приведены с возможным сохранением стилистических и лексических особенностей того времени.
Население Бурзянского района практически однородное — башкиры, по данным переписи 2002 года, составляют 96,7 процента. Русские же сосредоточены в основном в селе Иргизлы, поселке Агидель и в райцентре. В Агидели русские были заняты на лесоразработках, в Старо-Субхангуле — приезжие специалисты и далекие потомки первых переселенцев. Следовательно, малой родиной бурзянских русских долгое время являлась и поныне остается Иргизлы. Село расположено в полусотне километрах к юго-западу от райцентра и его от железнодорожной станции в Белорецке отделяют 195 километров.
История Иргизлы интереснейшая и очень древняя. Уходит она своими корнями в первобытные времена. Еще тогда далекие предки бурзянцев облюбовали и освоили эти прекрасные места, жили в течение многих тысячелетий. Об этом стало точно известно совсем недавно, в 2000 году, после того, как ученые-археологи исследовали стоянку первобытных людей в Ташмуруне, которая находится совсем недалеко от Иргизлы.
Проходили тысячелетия. Здесь, на этой благодатной и суровой одновременно земле, продолжали жить люди. Как они жили, какие они были? К сожалению, нам об этом известно мало.
Первые документальные сведения относятся только к XVIII веку, т.е. к тому времени, когда здесь начал действовать упомянутый уже Вознесенский медеплавильный завод на реке Иргизлы. Земли до продажи их под строительство принадлежали коренному башкирскому населению.
Печальная судьба недолго процветавшей деревни известна. Она долгие годы после разорения медеплавильного завода вынуждена была существовать в незавидном статусе хутора. Но русские люди обычно крепко держатся за однажды обжитые земли. Так и здесь они не дали умереть своей деревне. Более того, основательно подготовившись, иргизлинцы отметили ее 250-летие. Михаил Николаевич Косарев, большой любитель краеведения и вообще интересный человек, прислал мне кучу материалов по истории Иргизлы. В Вознесенском медеплавильном заводе трудились 1 тысяча душ мужского пола, «годных в работы» государственных крестьян Ногайской и Зюрейской дорог Казанской губернии. Очевидно, что на заводских и сопутствующих работах были задействованы местные башкиры и разного рода беглый и вольный народ, если таковой здесь находился. Завод имел семь плавильных печей, три горна и один расковочный молот. Производительность колебалась от 900 до 5500 пудов чистой меди в год. Продукция завода ценилась и даже шла на монетный двор. За 18 лет существования завода выплавлено 44387 пудов чистой меди.
На месте заводского поселения и расположена деревня Иргизлы, которая так стала называться в начале минувшего века, до этого везде упоминается как «бывший Вознесенский завод». В XIX веке на месте завода жили только работники казенного лесничества, а к XX вновь поднялся лес, появились лесопромышленники. Лес начали интенсивно рубить, поселение стало расти. Потомки заводских рабочих и служащих XVIII века разбежались, хотя в ту эпоху поселок должен был быть по населению примерно равен современному. Крупное и фактически единственное в районе русскоязычное (точнее — интернациональное) селение Иргизлы заново возродилось в 20—30-х годах прошлого века. В поселке Агидель, впрочем, население тоже было интернациональное. Численность населения в Иргизлы менялась разительно. Если к 1920 году здесь проживало 85 человек, в 1939 году стало уже 545, еще через двадцать лет — 742 человека. Перепись населения 2002 года показала значительное уменьшение численности населения Иргизлы — 403. К этому прибавилась еще одна печальная тенденция: в единственном русскоязычном населенном пункте Бурзянского района ныне русские составляют не более четверти жителей. Тому причин много, но среди них вы не найдете одну — отчуждения башкир и русских друг от друга. Здесь, в самом ядре башкирского этноса, уважение к русскому человеку по-прежнему высоко и оставшиеся в Бурзяне русские считают эту землю родной для себя.
Школа в Иргизлы приняла своих питомцев в 1911 году, за семь лет до открытия в деревне Миндигул первой башкироязычной школы. Иргизлинская школа была бесплатной, народной, с двухлетним сроком обучения. Специально для школы построили красивое здание с большими окнами. В школе тогда и в последующем учились не только дети иргизлинцев, но и из ближайших деревень и хуторов: Камырки, Кук-Караука, Куламата, Проломска, Карагай-Елги, Канея и других. К сожалению, этих населенных пунктов на карте Бурзянского района вы сейчас не найдете, но известно, что в большинстве из них также проживали русские. Семьи Аверьяновых, Федоровых, Селиверстовых, Слеповых помнят и в деревне Бретяк.
Но вновь вернемся в Иргизлы, признанную ойкумену бурзянских русских. Как и всегда, общественная жизнь в деревне сосредотачивалась вокруг школы. Детвору собирали первые учителя — Петр Якушкин, позже, в 20-е годы — Рассадников, Степан Морозов, затем — Василий Рылов. В 1935 году школа стала семилетней.
А колхоз в деревне был сколочен еще за пять лет до этого. Возглавил его присланный из Уфы коммунист Шалахов. После него председателями колхоза побывали Иван Земляков, Яков Горшенин, а в годы войны — Александр Иванович Пустынников. В Иргизлы к тому времени было 46 дворов. Хозяйство вначале называлось «Красная заря», в 1935 году его переименовали в колхоз имени Пугачева, видно, в память о разрушении пугачевцами стоявшего здесь когда-то завода.
В истории деревни Иргизлы центральное место занимает, и по-праву, школа. С нею связаны судьбы большинства иргизлинцев. Мне посчастливилось знать многолетнего директора школы Василия Васильевича Лапшова, заслуженного учителя БАССР. Передо мной — фотоснимок, датированный 1956 годом. Педагоги, несколько школьников. Преподаватель литературы Анастасия Догонкина, словесник Вера Желудкова, математик Анна Мельникова, учитель географии и истории Клавдия Рылова. В середине группы — сам Василий Васильевич. С краю — его брат, преподаватель физкультуры Борис Лапшов. Кстати, в Иргизлинской школе учились не только дети русских, но и из соседних башкирских деревень и хуторов. Так, в 1953—1954 учебном году в Иргизлы обучалось 120 детей, из них русских — 73, башкир — 33, татар — 12 и чувашей 2 человека. Иргизлинская школа была центром притяжения для жителей Суюша, Уркаса, Асияка, Акбулата, Гадельгарея. Здесь в свое время были организованы двухгодичные курсы по изучению русского языка для учителей школ деревень Кутан и Максют.
Одна из самых распространенных фамилий Иргизлинских (Вознесенских) лесников — Симоновы. Прадед упомянутого в начале заметок Бориса Николаевича Федорова — Симонов Артемий Емельянович. Вероятно, работал лесным стражником. Достоверно известно, что один из его сыновей переехал в Иргизлы из Оренбуржья в 1911 году. По преданию, это был очень импульсивный человек невысокого роста, жил здесь в начале прошлого века. Умер от разрыва сердца в конной кошевке с вожжами в руках в районе устья речки Каялы, в четырех километрах от деревни, убегая от красных зимой 1919 года. Похоронен в Иргизлы на уже забытом и оказавшемся под дорогой кладбище. У А.Е.Симонова было четыре сына: Зиновий, Семен, Василий, Михаил. По-разному сложились их судьбы. Дед Б.Н.Федорова — Симонов Зиновий Артемьевич жил в Иргизлы, воевал в японскую и Первую мировую войны, судя по чудом сохранившимся фотографиям — казачьим офицером. Был лихим, видным мужчиной. В 1919 году работал лесничим или лесным объездчиком (в то время — очень серьезный лесной начальник, наделенный большой властью. В деревне обычно поговаривали: «К нам ведь большие люди заезжали — лесники, объездчики»). Наверное, имел отношение к белой гвардии. Зимой 1919 года красным карательным отрядом изрублен саблями в глухой лощине за Чертовым мостом в полутора километрах от Иргизлы.
Сердобольный председатель сельсовета В.И.Горшенин, разрешивший тайные ночные похороны Зиновия, полтора десятилетия спустя, в том числе и за это, по навету был репрессирован. Жена Зиновия — Хачина Прасковья Александровна, родилась в поселке Кананикольское Зилаирского района.
Дети З.А.Симонова. Дочь — Анастасия Зиновьевна Осокина, жила в Иргизлы и на хуторе Куламат, с конца 50-х годов — под Мелеузом, затем — в Читинской области. Ее муж — Осокин Макар Федорович, работавший в Иргизлы лесником, погиб на фронте. Сын Анастасии Николай Макарович Осокин жил в селе Красный Яр Оренбургской области. О других детях сведений нет.
Мои друзья Борис Николаевич Федоров и Михаил Николаевич Косарев уважили мою просьбу и прислали кучу материалов о своих близких и дальних родственниках, друзьях и знакомых, а то и просто о русских людях, для которых Бурзян стал родным домом. Борис Федоров предупреждает, что почти половина русских, проживающих сегодня в Иргизлы, его дальние родственники. А сколько замечательных русских людей, специалистов многих отраслей хозяйства, трудилось и работает и поныне в райцентре, селе Старо-Субхангулово? С удовольствием привожу имена педагогов здешней средней школы. Это — Алтынчурина Людмила Александровна, Бикбулатова Александра Федоровна, Ефимова Мария Алексеевна, Калинникова Любовь Николаевна, Кудряшова Анна Лазаревна, Кудряшова Ева Павловна, Симонов Степан Егорович, Соболев Евгений Иванович, Соболева Лидия Ивановна, Федорова Елена Петровна. Разумеется, список этот далеко не полон.
Сейчас очарование Бурзяна для меня несколько потускнело. В начале февраля 2010 года ушел из жизни Борис Федоров — истинный патриот своего края, прекрасный поэт, большой человек с душой ребенка, надежный друг.
Тут я должен взять передышку и заодно исправить свою невольную ошибку. Дело в том, что в 2005 году при подготовке к изданию книги о Бурзянском районе мне пришлось выступить и в роли автора, и в роли составителя. Знакомясь с материалами, я обратил внимание на замечательную легенду, записанную Евгением Соболевым. Привожу ее вкратце.
Путь паломника проходил по тропам седого Урала через Бурзянские земли. Шел он долго и потерял счет дням. У места впадения игривого Алакуяна в хрустальные струи Агидели, где пересекались горные тропы, встретился ему старец.
— Сколько дней пути до степных пастбищ и аулов? — спросил у него путник. В ответ аксакал лишь махнул рукой:
— Иди.
Но когда путник сделал несколько десятков шагов, старец крикнул ему:
— Пол-луны тебе идти, если будешь шагать от восхода до заката солнца...
— А почему же ты не сказал об этом мне сразу? — удивился странник.
— Я должен был увидеть, как ты умеешь ходить, — пояснил мудрый старец, — и по каким тропам пойдешь...
Эта древняя легенда словно компас в бурном житейском океане, в ней содержатся ответы на все главные, судьбоносные вопросы. Как, с какой скоростью, без проволочек и торможений, будем двигаться, за то время и достигнем намеченных целей.
В книге я представил Соболева журналистом. Ошибся, Евгений Иванович — замечательный педагог, хотя наши профессии схожи, ибо и учитель, и пишущий обращаются к душе человека.
Много русских специалистов работали в системе здравоохранения Бурзяна. Еще в 20-е годы минувшего века первые медицинские учреждения района возглавляли фельдшеры Григорий Лукьянов и Александр Леонов. Когда в конце 1928 года открылась первая в районе больница на семь коек, заведовать ею назначили Григория Михайловича. А в 30-х годах главный врач райбольницы Р.А.Михайлицина стала первым дипломированным специалистом-медиком с высшим образованием. Много сил районной медицине отдали доктора Тельнова, Агришкин (к сожалению, инициалы их выяснить не удалось), военфельдшер Н.К.Константинов. В Бурзяне с благодарностью вспоминают Н.А.Астахову, П.И.Пускарева, А.Н.Мельникову, Г.И.Байкову, Л.Н.Чернуху, С.И.Уточникова, Н.С.Лукину. Незабываемый след в истории района оставил Михаил Романович Царев, проработавший главным врачом и одновременно хирургом с 1956 по 1959 год. Он — заслуженный врач Российской Федерации.
В Бурзяне не найти отрасли хозяйства, где бы не трудились специалисты русской национальности. В Башкирском государственном природном заповеднике помнят директора Николая Трубникова, в лесхозе — Антона Глебовича Елисеева. Кстати, его сын, Михаил Антонович, рожденный в деревне Бретяк в 1925 году, в 1949 году, в возрасте 17 лет, был призван на действительную службу. Окончил военно-пехотное училище и принимал участие в освобождении Румынии, Венгрии, Чехословакии, Австрии. Награжден орденами Отечественной войны и Александра Невского. После войны работал в школе, председателем райпо. Достойно прошла по жизни и его супруга Тамара Гавриловна, провизор по профессии.
И перечисление достойных людей хочу завершить именем одной замечательной женщины. Евдокия Иванова родилась в деревне Ивано-Кувалат Зилаирского района в голодном 1921 году. Ей выпало сиротловое детство. Стар шая сестра Ирина увезла Дусю с собой в деревню Киекбай. Девочка не смогла получить образования, вся ее жизнь связана с тяжелым физическим трудом: копала, пахала на коровах землю, пасла овец, свиней. Более тридцати лет выхаживала молодняк. Многолетний труд Евдокии Федоровны увенчан орденами Ленина и Трудового Красного Знамени.
Эти заметки были бы невозможны без деятельного участия директора природного заповедника «Шульган-таш» Михаила Николаевича Косарева. Мой друг родился в деревне Тютюлени Зилаирского района. После Иргизлинской школы учился в Марийском политехническом институте и закончил его с красным дипломом. Начал с лесничего в Иргизлы. Отслужив в армии, пришел в заповедник. Вначале заместителем директора по науке и вот уже 12 лет директорствует. Кандидат сельскохозяйственных наук, заслуженный лесовод Республики Башкортостан.
Вот как описывает свой выбор Бурзяна неоднократно упоминавшийся выше Евгений Иванович Соболев. «О Бурзяне, одном из самых экзотических и в чем-то даже загадочных районов многоликого по рельефу, географическому положению и, соответственно, по флоре и фауне Башкортостана, я был наслышан еще в студенческие годы. Одни восхищались его горно-лесными, неописуемо красивыми пейзажами со скалами и отрогами седого Урала, хрустально-чистыми горными речушками, буреломами и заповедниками таежных лесов. Другие пугали бездорожьем, отсутствием электричества и других прелестей цивилизации и прочими ужастиками «медвежьего угла».
И случилось так, что при распределении на места будущей работы перед окончанием пединститута мне было предложено поехать в Старо-Субхангулово, центр Бурзянского района. ...Я точно знал, что встретят меня не с знаменитым бурзянским бортевым медом, медвежьими окороками и горной форелью — багры. Керосиновые мигалки мне были хорошо знакомы со времен Великой Отечественной.
Словом, с середины августа 1954 года я стал полноправным бурзянцем на три года, насыщенные различными событиями, которые оказали весьма существенное влияние на мое профессиональное, гражданское и просто человеческое формирование. За все это отвечаю сердечной благодарностью этой суровой, но щедрой земле и ее добрым, непритязательным людям».
Такое вот сердечное признание.
Со времен Лепехиных, Сиверсов и Симонов над древними горами проплыли столетия. Возможно, их хребты даже несколько прогнулись под тяжестью времени. Изрядно обмелели реки, поредели леса. Бывало, из недр Бурзяна добывали полезные ископаемые, работали промышленные предприятия. В меру сил бурзянцы заготавливали лес, разводили скот, даже сеяли хлеб. Также в меру возможностей берегли свою уникальную природу, ибо такой больше нигде нет. Во всем этом, рядом с местными башкирами, были русские люди, ставшие также бурзянцами. Не будем взвешивать заслуги того или иного этноса в развитии края. И не стоит говорить о чьем-то влиянии на кого-то. Просто, вслед за Борисом Федоровым, скажем:
Спасибо, горные вершины,
Спасибо, светлые долины,
Спасибо, милые друзья,
Спасибо, Родина моя!
Спасибо!!! Марсель КУТЛУГАЛЛЯМОВ |